Правительство отдало пальму первенства бизнесу. Миллионеры стали получать важные посты в национальном правительстве. Послевоенная коррупция, не знавшая себе равных со времен администрации президента Гранта, больше не вызывала какого-либо общественного возмущения, которое сводилось к призыву: «Не мешайте бизнесу!» Для одного из главных заговорщиков пиратского рейда на правительственные нефтяные ресурсы его соратниками был организован торжественный банкет, а другого акционеры единодушно переизбрали главой крупной корпорации, поскольку его правление обещало большие и регулярные дивиденды. Процветание приумножало число товаров и услуг, безразличие и реакцию. «Оставьте нас в покое!»
Между тем спекуляция расцвела пышным цветом. Цены на бирже взлетели до непомерных высот, не принимая в расчет не только будущее, но саму современность. Даже трезвомыслящие финансисты парили в небесах. Благополучие биржи приравнивалось к благополучию нации. Бизнес и спекуляция яростно набирали темпы, нарушая равновесие экономических сил. Зарплата оставалась почти на одном уровне, вызывая стагнацию покупательской способности. Конкуренция усиливалась, провоцируя перепроизводство. Продажи в рассрочку достигли своего предела покупательской способности, отбирая в заклад будущие доходы. В других странах началась депрессия. В 1927 году в Америке начался спад производства, затем некоторый подъем и снова еще больший спад летом 1929 года. Бизнес проявлял все симптомы разбалансировки и болезни. Несмотря на это, финансисты и спекулянты, мастера делать деньги, настаивали на том, что все в порядке. Они утверждали, что прежняя связь между биржевыми ценами и корпоративными доходами больше не действовала при «новом экономическим порядке». Инвестиционные рынки были завалены огромными массами «неудобоваримых» ценных бумаг. Цены взлетели еще выше, а корпоративные доходы начали снижаться. В воздушный шар спекуляции было закачано еще больше газа, и он лопнул. В октябре 1929 года произошел огромный коллапс, самое худшее крушение рынка за всю историю Америки.
И снова, несмотря на все утверждения об обратном, промышленная и финансовая централизация доказала свою неспособность обеспечить процветание. И снова экономический механизм, способный обеспечить безопасность, изобилие и независимость, сломался, породив депрессию, несчастья и безработицу, — старая, старая история.
И снова дом Морганов пришел на выручку. Под руководством Томаса Ламонта был организован пул для поддержания цен на бирже, в котором слились банки Моргана и интересы Гуггенхейма. Пул наиболее активно занимался ценными бумагами своих подведомственных предприятий и, возможно, предотвратил более ужасную ликвидацию, но не смог остановить исчезновение бумажных ценностей на двадцать пять миллиардов долларов. Дом Морганов не смог сделать большего, несмотря на всю свою огромную мощь и центральное положение в американском бизнесе.
Это вмешательство Моргана не стало столь драматичным или важным, как интервенция старого Моргана во время паники 1907 года. Банки во многом благодаря системе федерального резерва (против которой выступали крупные банкиры) оказались в гораздо лучшем состоянии, чтобы пережить шок кризиса. Крупных банкротств не произошло, но крах самого рынка ценных бумаг усугубил спад деловой активности, который закончился самой острой после 1907 года депрессией, во время которой по крайней мере четыре миллиона рабочих оказались за воротами предприятий.
Другим важным отличием депрессии 1929 года стало вмешательство правительства под руководством президента Гувера. Если президент Рузвельт вмешивался для оказания помощи денежному рынку, президент Гувер старался возродить процветание. Президент созвал конференцию четырехсот «ключевых» бизнесменов, которые составили постоянную организацию для «стабилизации бизнеса» и творчески подходили к решению всех проблем вплоть до конца депрессии. Было проведено множество переговоров, большое количество конференций, правительство торопило организацию общественных работ, но результаты оказались незначительными. Деловая активность продолжала снижаться. Эти «научные» попытки возродить процветание мало отличались от движения «Саншайн» после 1907 года.
И хотя принятые меры мало помогли, они породили социальные действия и контроль. Бизнес сам по себе не способен обеспечить процветание. Вопрос о социальной интеграции и контроле за бизнесом стоял гораздо шире, чем экспериментальное вмешательство президента Гувера в его депрессию. Все эти действия подразумевали борьбу за более строгий общественный контроль над промышленностью, которую сдерживала мощь финансовой централизации контроля и сами условия империализма. В этой борьбе за социальную реорганизацию и контроль промышленности, как и в борьбе Рузвельта и Вильсона за усиление регулирования деятельности корпоративных объединений, дом Морганов снова был главным представителем сил, противостоявшим любым изменениям, не отвечающим интересам финансовой централизации и контроля.
