Операциями синдиката руководил сам Морган. Один из друзей, который спросил его о деталях их планов, получил такой ответ: «Не могу сообщить тебе никаких подробностей. Если хочешь заработать деньги и получить золото — подписывайся, если нет, au revoir».
Облигации пользовались огромным спросом. Морган самолично оформлял подписку, перед его офисом люди ссорились за место в длинной очереди, а многие все еще продолжали ждать, и продажа уже закончилась. В Нью-Йорке подписка на эти облигации в шесть раз превысила предложение, а в Лондоне, где половина эмиссии была размещена в «Дж. С. Морган и К°», и у Ротшильдов подписка в десять раз превосходила объем самих облигаций.
Несмотря на то что операции синдиката Моргана — Белмонта оказались успешными, ситуация улучшилась лишь временно. Синдикат выполнил условия соглашения заполучить золото где-либо еще, помимо казны, и «Дж. П. Морган и К°»
[26] затратила значительные суммы, чтобы предотвратить экспорт золота, контролируя иностранный валютный рынок. На некоторое время они добились успеха, и в этом им помогло оживление экономики и возобновление европейских покупок американских ценных бумаг. Подъем цен увеличил импорт и сдержал экспорт, Европа снова продавала американские ценные бумаги (благодаря спекулятивному подъему их цены), но последующий отрицательный баланс международных выплат снова вызвал экспорт золота, большое количество которого обеспечивалось Министерством финансов посредством выкупа.
К январю 1896 года золотой резерв казны снизился до шестидесяти одного миллиона долларов. Морган организовал еще один синдикат для приватных переговоров и написал президенту Кливленду, что готов к сотрудничеству, если правительство решит провести еще одну эмиссию облигаций для публичной подписки. Организация Морганом нового синдиката вызвала сопротивление в конгрессе и в прессе. Тем не менее Кливленд самостоятельно принял решение о публичной эмиссии, но оговорил для страны гораздо лучшие условия, чем предлагал синдикат Моргана в прошлом году. Новые облигации на сто миллионов долларов предлагались по самым высоким ценам, которые варьировались от 110,6 до 120, а «Дж. П. Морган и К°» заполучила тридцать восемь миллионов долларов по прежней цене.
Эмиссия облигаций Морганом — Кливлендом в 1895 году вызвала бурю критики. Секретность сделки возмутила общественность, а ее слишком выгодные условия критиковались повсюду. У. Дж. Брайан обрушился на этот выпуск в конгрессе, особенно на предложенные банкирам три процента, если облигации будут оплачены исключительно золотом: «Это договор с людьми, которые стремятся изменить финансовую политику нашей страны. Они обратились к нам с бессовестным предложением: „Мы предоставим вам шестнадцать миллионов долларов на тридцать лет
[9], если правительство Соединенных Штатов изменит свою финансовую политику“. Никогда раньше подобная взятка не предлагалась людям свободной страны. — В заключение Брайан сказал: — Облигации эфемерны — свобода вечна. Запад и Юг объединятся, чтобы успешно противодействовать жестоким требованиям Востока».
Это пламенное заявление отражало настроение миллионов людей. Популисты в конгрессе утверждали, что данная эмиссия облигаций была попыткой вывести из обращения серебро и «навязать народу вечный долг». Но подобная критика раздавалась не только от приверженцев серебра. Сторонники «правильных денег» тоже клеймили соглашение Моргана — Кливленда и его слишком выгодные условия. Всех возмущала секретность сделки и унизительная зависимость правительства от банкиров.
Острие критики было направлено на Кливленда. Серебряные демократы выступали особенно остро, а золотые республиканцы обстреливали его из засады, как партизаны. В таких случаях всегда находят козлов отпущения. Полный решимости сохранить золотой стандарт, Кливленд был вынужден получать золото от тех, кто мог его предоставить, — от банкиров. Идеал Кливленда, идеал конкурентного капитализма означал абсолютное разделение правительства и банковского дела, вследствие чего банки смогли навязать свою волю правительству. В таких чрезвычайных ситуациях европейские правительства обращались к банкам, находившимся под контролем государства, но в чрезвычайной ситуации 1895 года американскому правительству пришлось согласиться на условия своих независимых банкиров. Определенный контроль администрации распространялся на железные дороги и тресты, но над финансовыми учреждениями практически не было никакого контроля, несмотря на существование системы национальных банков.
В 1895 году синдикат Моргана был не просто синдикатом, он стал централизованным финансовым механизмом. «Дж. П. Морган и К°» распространяла свой контроль и влияние на мощные коммерческие банки и их финансовые учреждения, занимаясь централизацией банковских ресурсов и инвестиций. Но дом Морганов был не единственной централизующей силой. Существовали и конкурирующие финансовые группы, некоторые из них были такими же могущественными, как Морган, особенно банк «Нэшнл-Сити», находившийся под жестким управлением Джеймса Стилмана (который сотрудничал со «Стандард ойл»). Хотя между этими группами преобладала общность интересов (в 1896 году один из партнеров Моргана занял директорский пост в «Нэшнл-Сити»), не обходилось и без значительной доли конкуренции. Стилман в общем и целом принимал превосходство Моргана, но цинично посмеивался над его высокомерием и кичливой демонстрацией власти.
Если финансовую централизацию в основном проводил Морган, то Стилман и другие олицетворяли взаимосвязь банковских учреждений, независимых от правительства. При отсутствии какого-либо центрального банковского учреждения (такого как Английский банк) правительство было беспомощным в чрезвычайных обстоятельствах и попадало в зависимость от дома Морганов, диктовавшего свои условия. Сам Морган интерпретировал это как обычную деловую сделку, что явствует из его показаний на проводившемся конгрессом расследовании: «А как я распорядился моей собственностью далее, после покупки, это мое личное дело».
Это столкновение между правительственной и централизованной банковской властью (которое отразилось в расследовании дела Монетарного треста в 1912 году, в допросе Моргана с пристрастием на трибуне свидетелей и в борьбе за федеральную резервную систему) стало еще одним свидетельством трансформации старого экономического порядка. Гровер Кливленд оказался как раз на грани между старым и новым. Он цеплялся за старое (к примеру, его идея разделения правительства и банковского дела, означавшая подчинение власти финансовых олигархов) и все же был вынужден принимать новое под давлением экономической необходимости. Кливленд прекрасно представлял интересы мелкого бизнеса — независимого, воинственного, напористого и все же осмотрительно воспринимающего неминуемое.
