Железнодорожная империя дома Морганов охватывала и угольную промышленность. Пять железных дорог с помощью подконтрольных компаний владели основным количеством месторождений антрацитного угля и контролировали две трети его добычи. Четыре из этих дорог входили в систему Моргана, а одна принадлежала Вандербилту (Вандербилты также владели большим количеством акций дорог Моргана). Железные дороги давили независимых предпринимателей, устанавливая слишком высокие тарифы на перевозки либо заставляя их навсегда отказываться от услуг других железных дорог. Независимые предприниматели отплатили им, добившись введения в конституцию штата Пенсильвания положения, запрещавшего железным дорогам владеть или оперировать угольными шахтами. Но это положение можно было легко обойти юридическим путем, создавая подконтрольные компании, которые пользовались более низкими тарифами, чем независимые. Закон о торговле между штатами запретил такие соглашения и сговоры среди угольных железных дорог, но никаких изменений не последовало, если не считать ряда расследований и поправок в законы. Медленно, но неминуемо независимые предприниматели были смяты.
К 1898 году осталось лишь незначительное число независимых предпринимателей. Среди них оказались Симпсон и Уоткинс, влиятельные сторонники предполагаемой железной дороги, способной конкурировать с угольными линиями и предоставлять пониженные тарифы. Это была двухсторонняя угроза как системе Моргана, так и «Нью-Йорк сентрал», как железным дорогам, так и производителям угля. Возникла необходимость предпринять решительные меры, и «Дж. П. Морган и К°» выкупила «Симпсон и Уоткинс» за пять миллионов долларов, а их акции отошли под контроль «Гаранти траст компани».
Продажа «Симпсон и Уоткинс» означала временный отказ от предполагаемого строительства новой железной дороги. Но этот вопрос вновь подняла «Пенсильвания коул компани», еще один независимый предприниматель. «Эри», которая занималась перевозками пенсильванского угля, обратилась к Моргану, который начал скупать акции «Пенсильвания коул» для обретения контрольного пакета. Преодолев значительные трудности и заплатив высокие цены (в среднем цена составила пятьсот пятьдесят два доллара), Морган преуспел и передал эти акции «Эри». Это приобретение рассматривалось как «смертельный удар», который «полностью расстроил планы» независимых предпринимателей, желающих конкурировать против «крупных объединений». После этого удара большинство независимых производителей угля было уничтожено, как конкурирующие предприятия. «Дж. П. Морган и К°» получила от «Эри» большую комиссию в размере пяти миллионов долларов. Выплаченная «Эри» цена считалась «избыточной и самой высокой, когда-либо уплаченной за подобную собственность». Но не с точки зрения контроля за производством угля.
Полное и почти диктаторское могущество Дж. Пирпонта Моргана в угольной промышленности четко проявилось во время крупных забастовок горняков в 1900 и 1902 годах.
Антрацитные железные дороги, жестоко подавившие независимых предпринимателей и сопротивление общественности, еще жестче относились к горнякам. У работавших в особо опасных условиях шахтеров средняя месячная зарплата составляла двенадцать долларов девяносто пять центов и выше, в зависимости от места работы. Зачастую они получали плату в карточках, были вынуждены отовариваться в магазинах компании и жить в ее домах, от которых им безжалостно отказывали в случае забастовок. Профсоюзы раздражали угольных баронов, и их выступления грубо подавлялись. Промышленный феодализм процветал. Целая серия сокращений заработной платы привела к тому, что шахтеры и их семьи оказались на грани голода. Все это спровоцировало всеобщие забастовки в 1894 и 1897 годах. «Работодатели, — писала „Нью-Йорк трибюн“, — преднамеренно поставили горняков в такие невыносимые условия». Забастовки были жестоко подавлены, а шахтеров назвали «сворой опасных иностранцев», то есть иммигрантов, которые представляли собой человеческий сырьевой ресурс промышленности. Еще одна забастовка разразилась в 1900 году, доставив Марку Ханне и Республиканской партии много неприятностей в разгар президентской кампании, направленной против У. Дж. Брайана. Тогда Ханна сообщил Моргану, что «президенты железной дороги получили соответствующие указания», и компромиссные условия шахтеров были приняты.
В 1902 году по вине угольных баронов вспыхнула еще одна забастовка, но в то время не было президентских выборов. Особо остро стоял вопрос о признании профсоюза. Марк Ханна, считавший, что профсоюзное движение следует скорее привлечь на свою сторону, чем враждовать с ним, снова вмешался и обратился к Моргану через голову президентов антрацитных железных дорог с предложением согласиться на арбитраж. Никакой реакции не последовало. В районах забастовки начались насильственные выселения, голод, появились войска. После разговора с Морганом Джон У. Гейтс был готов сделать ставки, сто к одному, против забастовки. Джордж Ф. Байер, президент «Филадельфия и Ридинг» (дорога Моргана и крупнейший угольный оператор) заявил: «Права и интересы рабочих защитят и будут соблюдать по-христиански настроенные люди, которым Господь вверил права распоряжаться собственностью в этой стране. Честно молитесь за торжество правды и всегда помните, что всемогущий Господь правит всем».
Промышленная и финансовая аристократия, как это у нее принято, идентифицировала себя со Всемогущим. Зависимая от денежных баронов церковь в угледобывающих регионах принимала и укрепляла феодальное кредо. Оказалось, что Бог был на стороне крупных прибылей. Между тем шахтеры угрюмо продолжали свою забастовку, несмотря на голод и провокации (в Пенсильвании) со стороны «угольной и железнодорожной» полиции и наемников, разрешенных штатом, но нанятых и оплачиваемых железнодорожными и угледобывающими компаниями.
По мнению финансистов, «Дж. П. Морган контролировал ситуацию с углем и мог диктовать свою волю его производителям». Тем не менее Морган отказался вмешиваться, хотя и сознавал свою власть, но, по-видимому, такое состояние дел его устраивало. Об этом можно судить из его интервью.
Репортер. Какие меры вы предпринимаете?
Морган. А какие меры я могу предпринять? И почему я должен это делать?
Репортер. Намерены ли вы предпринять какие-либо действия?
Морган. А зачем? Я же не президент угольных компаний.
Репортер. Есть ли у забастовщиков какой-либо шанс добиться третейского суда?
Морган. Я об этом ничего не знаю. И почему газеты не оставят эту тему? Почему вы так раскручиваете эту проблему вместо того, чтобы дать людям возможность спокойно решить все вопросы между собой?
Репортер. Операторы уже заявили, что вы не станете вмешиваться.
Морган (поспешно). Я не говорил, буду я вмешиваться или нет.
Через несколько дней, после совещания в офисе «Дж. П. Морган и К°» Джордж Ф. Байер действительно сказал: «Морган не собирается вмешиваться в ситуацию».
Обеспокоенная угрозой нехватки угля, общественность была настроена против угольных баронов и раздражена их высокомерием. Морган, хозяин антрацита, публично снял с себя ответственность, в то время как его сатрапы метали в забастовщиков громы и молнии и, игнорируя общественное мнение, клеймили «тиранию монополистических объединений рабочих». «По-христиански настроенные люди», которые создали монополистические объединения капитала посредством экономической силы и финансового контроля, противились объединению рабочих в профсоюзы для защиты собственных прав. Профсоюз предлагал обеспечить арбитраж, общественное мнение одобрило это предложение, но угольные бароны от него отказались. Давление на Моргана с целью склонить его к арбитражу не принесло никаких результатов. Раздраженная таким отказом выступить в роли арбитра, организация бизнесменов угледобывающих регионов обратилась к президенту Теодору Рузвельту с просьбой организовать арбитраж: «Разве Дж. Пирпонт Морган стоит выше народа? Разве он сильнее правительства?.. Морган наложил на нас запрет, который может привести к всеобщему краху, к нищете, бунту и кровопролитию… Мы апеллируем от короля трестов к президенту всего народа».
