Но тот же Маккинли говорил и такие вещи: «Новые рынки — это то, что нам необходимо, и если торговля последует туда, где развевается наш флаг, то, похоже, мы скоро их получим».
Филиппины были аннексированы так же, как Гавайи, Пуэрто-Рико и Соломоновы Острова. В течение года Соединенные Штаты создали колониальную империю размером сто семьдесят тысяч квадратных миль и с населением двенадцать миллионов человек (включая Кубу). Любопытно, что всего лишь за пять лет до этого Кливленд отказался санкционировать аннексию Гавайев!
Ближний Восток также был привлекателен для торговли и инвестиций, и финансовые интересы подталкивали к территориальной аннексии.
«Как база для коммерческих операций, — заявлял Фрэнк А. Вандерлип, впоследствии президент банка „Нэшнл сити“, — Филиппины, похоже, имеют огромное значение, как часовые Тихого океана, охраняющие ворота, ведущие к торговле».
«Банковский журнал» писал: «Расширение американской территории придаст новый импульс развитию банковского дела и множества других предприятий». Азия тоже открывала заманчивые перспективы для торговли и инвестиций. Угроза раскола Китая и его раздела на сферы влияния между европейскими странами и Японией подтолкнула Соединенные Штаты объявить о политике «открытых дверей» (при этом плотно заперев двери Филиппин и Карибов). Изначально политика «открытых дверей» означала свободу торговли, но потом ее понятие расширилось и включило в себя также и свободу инвестиций. «Совершенная изоляция» США была наконец сломлена американскими войсками, которые при поддержке войск других стран подавили боксерское восстание в Китае.
Все эти события происходили параллельно бурному развитию и процветанию бизнеса. После четырех лет застойной депрессии в 1897 году возобновилась деловая активность, чему способствовали богатые урожаи в Америке и неурожаи за границей. Цены на предметы потребления и акции стали расти. Война с Испанией стимулировала производство, приумножив потребности в вооружениях и припасах. Особенно процветала металлургическая промышленность, за два года производство увеличилось на сорок девять процентов. Экспорт расширялся, и Европа задумалась о защите своих рынков от вторжения американских производителей. Число банкротств деловых предприятий снижалось, а промышленных объединений — бурно росло. Рост цен стимулировал бизнес. Резервы и прибыли банков расцветали, как зеленое дерево весной. Начался разгул спекуляции, способствовавший концентрации богатств
[30]. Появились легкие деньги. Происходило накопление огромного инвестиционного капитала и американских кредитов на денежных рынках Европы. А затем, впервые, Соединенные Штаты предоставили значительные займы другим странам.
Занимая ведущее место в американских финансах и их международных подразделениях, дом Морганов, естественно, лидировал в этом новом деле кредитования заграницы американскими деньгами. В 1899 году «Дж. П. Морган и К°» вела переговоры о погашении всего мексиканского долга в сто десять миллионов долларов. Хотя в мексиканскую нефть, шахты и железные дороги было инвестировано значительное количество американских денег, иностранный долг принадлежал исключительно Европе, и его большая часть была начислена мексиканскому правительству вымогательскими методами. В синдикат Моргана вошли «Дж. С. Морган и К°» и «Дойче банк» (который становился ведущей финансовой силой германского империализма, активно боровшегося за продвижение национальных товаров, за концессии, сферы влияния, и финансировал строительство железной дороги Берлин — Багдад). По мнению финансистов того времени, «поразительной чертой этого погашения было то, что его предпринял американский банкирский дом, „Дж. П. Морган и К°“, и то, что эти банкиры представляли наиболее крупные американские и европейские финансовые интересы». Но был и еще один удивительный момент — это решение Порфирио Диаса, бессменного президента Мексики, заключить альянс именно с американскими финансистами, чья поддержка имела большое значение для сохранения его деспотического режима.
Прибыли от иностранных облигаций были выше, чем по облигациям Соединенных Штатов, и инвесторы охотно подписывались на них. Швеция получила заем на десять миллионов долларов через «Нэшнл-парк банк», а Германия — на двадцать миллионов через «Кун, Лоеб и К°». Помимо этого, проходили займы помельче в Латинскую Америку, а также займы на десять миллионов долларов европейским городам. В 1900 году синдикат, образованный банком «Нэшнл сити», провел эмиссию ценных бумаг на двадцать пять миллионов долларов для российского правительства, обеспеченных закладной на железную дорогу, которая строилась в нефтедобывающих регионах для улучшения распределения нефтепродуктов. В этом деле «Стандард ойл» выражала далекоидущие международные интересы, а банк «Нэшнл сити» действовал как агент этой компании.
Империалистическая война Британии против буров создала «новую ситуацию» с британскими займами на американском денежном рынке. В 1900 году «Дж. П. Морган и К°» провела заем на пятнадцать миллионов долларов для британского правительства, спустя несколько месяцев еще один на двадцать восемь миллионов (американские инвесторы обеспечили четыре миллиона долларов непосредственно в Лондоне), еще один на сто миллионов в 1901 году, а затем и еще один на восемьдесят миллионов долларов. Подписка на все эти займы превышала предложение. Неожиданно упорное сопротивление буров добровольной ассимиляции в интересах владельцев шахт и вопреки мечтаниям Сесила Родса об империи (на выгодных финансовых условиях) легло тяжелым грузом на британское казначейство, в результате чего одна пятая часть расходов на войну финансировалась из американских займов, организованных домом Морганов.
Все эти иностранные займы, особенно займы Моргана Великобритании, приветствовались как «значимый показатель продвижения Нью-Йорка в сторону лидирующего положения на мировых денежных рынках». На одном из совещаний Ассоциации американских банкиров в 1900 году (среди присутствовавших был президент Национального коммерческого банка, созданного Морганом) один из выступавших сказал под всеобщее одобрение: «Все эти события способствовали тому, что Нью-Йорк вошел в число международных денежных рынков, и поставили вопрос о том, не перейдет ли звезда финансового превосходства на запад, с Ломбард-стрит в наш собственный главный город».
Американские займы Британии совпали с другими событиями, которые сделали Дж. Пирпонта Моргана объектом всеобщего любопытства и почитания. Его стали воспринимать как финансового гения, который одновременно выдавал займы другим странам, организовывал сталелитейный трест, закупал британские корабли для организации еще одного треста, приобретал европейские произведения искусства и почти на равных общался с королями. Аппетит этого человека явно был неутолим, как у Гаргантюа! В глазах европейцев Морган олицетворял «американскую угрозу» промышленности и искусству Старого Света, а англичане печально задавались вопросом: «Когда же он остановится?», но при этом все восхищенно причмокивали.
