– Ничего себе, – пошутил он, – вы, в Голландии наверняка знаете толк в еде.
– Поверьте мне, – усмехнулась Ханна в ответ, – он не так плох. Слушайте, я придумаю как вас вытащить. Но несколько дней вы должны спокойно посидеть здесь, в мастерской. Вам что-нибудь нужно?
Его глаза загорелись, когда он произнес.
– Я бы с удовольствием закурил. У тебя случайно не найдется сигаретки?
Ханна отрицательно помотала головой:
– С дымом лучше поосторожнее. Мой отец курил трубку. Должно быть она где-то здесь. Подойдет?
– Трубка? – Джо ухмыльнулся. – Мой дед курит трубку. Я что выгляжу таким старым?
– Все, что есть, – засмеялась Ханна.
– Хорошо, идет.
Завершив переговоры, он хлопнул себя ладонью по бедру.
Ханна оглядела полки мастерской и нашла старую отцовскую трубку и немного мелкого табака в жестяной коробке. Их она протянула Джо.
– Знал бы кто, что на войне мне будут выдавать табак и превратят в Шерлока Холмса… – он комично попозировал с трубкой, а потом поморщился от боли.
Покачав головой, Ханна предупредила его:
– Будьте осторожны. Ваше тело все еще восстанавливается. Пока я не ушла, перевяжу вам рану, – добавила она, методично распутывая бинты. – Надеюсь, сегодня получится найти что-то, что вам поможет.
Она переоделась, промыла рану и наложила свежие бинты. Он с трепетом посмотрел на нее:
– Ты настоящая Флоренс Найтингейл. Ты точно не медсестра?
– Я училась оказывать первую помощь. А теперь пора на работу, – закончив, сообщила она. – К сожалению, мне нечего дать вам почитать, – извинилась она, вставая. – Все что есть, все на-голландском. Вы говорите по-голландски?
Джо помотал головой:
– Нет, но мне кажется сейчас самое время научиться, – уныло подытожил он. – Может колода карт хоть найдется?
Ханна кивнула и потянулась к одной из полок, где отец всегда держал колоду.
– Когда я слишком озорничал, матушка усаживала меня за пасьянс, – признался он. – А теперь эти навыки могут мне пригодиться.
– Я вернусь позже, – заверила она и направилась к дому, чтобы подготовиться к работе.
Выйдя еще до рассвета, она прошла сквозь темную синеву утра. День был теплым и приятным, мир природы был полон весенней живости. Из крепко свитого гнезда, спрятанного под карнизом дома мефрау Оберон птенцы скворцов окликали родителей. Головки с редкими перьями покачивались, выпуклые пуговки их все еще закрытых глаз оттеняли большие голодные рты, раскрытые в ожидании завтрака.
Ханна тихонько постучала в дверь и стала ждать свою старую знакомую. Мефрау Оберон была ранней пташкой, и если у кого она и могла точно спросить про Подполье, то только у Омы.
После минутного ожидания, Ханна услышала знакомые шаркающие шаги, и в фрамуге над дверью зажегся свет. Встревоженная ранним звонком Мефрау Оберон появилась в дверях, но увидев, кто стоит на пороге, расплылась в улыбке.
– Ханна, какой чудесный сюрприз! Что ты делаешь в такую рань? Давай заходи! – пожилая женщина жестом пригласила Ханну внутрь. У двери ее поприветствовали два упитанных кота. Мефрау Оберон пожурила одного из них, довольно самодовольного полосатого кота, опутавшего пушистым телом ноги Ханны – Отойди назад, Тигр. Впусти гостью!
Мефрау Оберон провела Ханну в теплую маленькую кухню, где на деревянных сушилках висело чистое белье, а на открытой плите задорно булькал черный чугунный чайник.
– Чем могу быть полезна? – спросила пожилая женщина. Ее лицо нахмурилось от тревоги: – Клара здорова?
– Мы обе в порядке. Но… Хочу узнать, знаете ли вы что-нибудь о Сопротивлении?
Лицо мефрау Оберон просияло:
– Ты собираешься на них работать? – спросила она восторженно, будто заранее одобряя.
– Не совсем… – ответила Ханна, – но мне надо с кем-то поговорить.
– Угу, – кивнула мефрау Оберон. – Сама я редко выхожу из дома. Но я слышала от мефрау Янссон, – она перешла на шепот, хотя жила одна, – что в прошлом году, когда поговаривали, что сбиты английские истребители, господин Маркус из мясной лавки помог летчикам выбраться из страны.
– Прекрасно, – с надеждой в голосе отозвалась Ханна, – похоже с этого и начну.
– Может выпьем чаю? – взмолилась мефрау Оберон, ее лицо засветилось ожиданием.
Зная, как Ома любит компанию, Ханна согласилась:
– Я бы с удовольствием выпила чашечку, – хотя на самом деле ей совсем не хотелось пить.
– Чудесно, – мефрау Оберон поспешила к плите, положила две большие чайные ложки чернильно-черного чая в изящный голубой заварочный чайник, а затем добавила кипятка. Через двадцать минут Ханна отправилась на работу, решив, что зайдет к мяснику позже.
* * *
В этот день она работала только до обеда и поэтому в полвторого дня добралась до мясной лавки и встала в очередь. Больше часа она слушала как соседки обсуждают друг с другом лучшие места, где можно достать продукты для своих голодающих семей. Добравшись до прилавка она придвинулась поближе и прошептала Маркусу, взвешивающему свиные отбивные:
– Господин Маркус? Мне нужна ваша помощь.
Большие кустистые брови мясника чуть приподнялись в ответ на ее просящее лицо. Он ничего не ответил, но внимательно слушал, продолжая упаковывать тонкие куски мяса.
– У меня есть дело, и мне нужно поговорить с кем-то, кто может быть… – она старалась аккуратно подбирать слова, – разделяет взгляды союзников.
Мистер Маркус хмыкнул и продолжал заниматься ее отбивными, из подсобки он вынес коричневую бумагу и завернул в нее ее ужин. Проштамповал ее продуктовую карточку и протянул ей туго набитый сверток.
– Прошу меня извинить, мефрау Пендер. Я не могу вам помочь. И не знаю, к кому обратиться.
Его бесцеремонность удивила ее. Казалось, он хотел, чтобы она как можно скорее покинула магазин. Но, когда позже она вернулась домой и распаковала мясо, она поняла почему. Внутри упаковочной бумаги он нацарапал адрес и время – пять часов вечера.
Глава 23
Ближе к вечеру Ханна выскользнула в заднюю дверь, сказав Кларе, что ей нужно закончить дела. Она решила не беспокоить мать и не говорить куда идет. По крайней мере Джо чувствовал себя лучше, когда она его проверила, он даже начал вставать и двигаться. Он шутил, грозясь пригласить ее на танцы, теперь, когда он снова на ногах.
Улицы были тихими, воздух – свежим. Когда она проходила мимо группы солдат, те помахали ей на пути в ту часть Амстердама, где она редко бывала. В этом районе города, известного своим богемным сообществом и мастерскими было мало насилия, это было тихое прибежище поэтов и художников. Если не считать странного плаката Сопротивления или стены, красноречиво покрытой граффити, этот район вряд ли был достоин внимания нацистов. Ярко раскрашенные дома в голландском стиле стояли на тротуаре, уходя в небо. В воздухе витал запах краски и горячего кофе.
