Они вернутся, думала Ханна, другой вариант был слишком невыносим. С любовью упаковав вещи в коробки, она принесла их воспоминания домой и хранила их в мастерской.
Через несколько дней немцы с гордостью объявили, что «еврейский вопрос» решен. Их пафос намеренно оказался глух к крикам жутких окрестных улиц, страдающих от запустения. На радостях, что избавились от своих паразитов, они разгромили, а потом заколотили целые кварталы. Довольные, что погасили свет стольких жизней. Поколения голландских семей, их отголоски радостей, любви и смеха задушили аккуратные ряды серебряных гвоздей и широкие доски потемневшего дерева.
Для остальных не нашлось такого быстрого решения. Ханна из кожи вон лезла, чтобы купить матери любимую пряжу и любую поделку, которая могла порадовать ее. Некоторые из них ненадолго помогали, но все больше оказывались бесполезными, не более чем набором блестящих гвоздей и деревянных досок. Потому что ничто не могло заткнуть ноющую обнаженную пустоту, обкрадывающую, разоряющую материнские глаза.
Пока Ханна смотрела в кухонное окно, перед ней по ледяной земле прыгала малиновка, она яростно долбила клювом мерзлую землю, до тех пор, пока после многих попыток не вознаградила себя сочным червем, и потом задорно улетела. Скоро Рождество, отметила Ханна, убирая чашки. Еще одно Рождество в оккупации. По крайней мере у них оставался излишек еды. Мефрау Оберон получила посылку от Красного Креста и настояла на том, чтобы Ханна и Клара взяли и себе немного. Сунув муку, яичный порошок и шоколад в благодарные руки Ханны, Ома сказала: «Приготовь маме что-нибудь вкусненькое». Достав немного миндальной пасты, Ханна решила испечь банкетстааф
[15], любимое рождественское печенье ее матери или что-то похожее.
И еще у нее был план, который мог вернуть Клару к жизни, если бы удалось его воплотить.
Глава 28
За день до дня Святого Николая, Эльке стояла на пороге доме Гельмута рядом с господином Ван ден Бергом и дрожала, несмотря на то что была закутана в теплое пальто. У двери завывал ветер, обжигая холодом нос и уши, и она пританцовывала, пытаясь согреться. Стуча зубами, она благодарила своего начальника, что он потратил один из своих талонов на топливо, чтобы отвезти их на вечеринку.
Дверь открылась, и теплое веселое настроение ворвалось в ночной морозный воздух и поприветствовало их обоих.
– Добро пожаловать, – радостно произнес Гельмут, раскинув руки, его осоловелые глаза подтвердили, что он уже выпил. Тепло обняв Эльке, он прошептал ей в волосы: – Спасибо, что пришла, – потом крепко пожал руку Ван ден Бергу.
В прихожей он взял у них пальто, и, пока развешивал их в гардеробе, она покрутилась у зеркала, поправляя одежду и приглаживая взъерошенные волосы. Она не понимала, почему это ее заботило, но ощущала неловкость из-за того, как смотрелась рядом с Гельмутом.
Внутри дом светился от теплоты и счастья людей. Нарядно сияли гирлянды рождественских огней и изысканных украшений, из благоустроенной кухни доносился невероятный, восхитительный запах еды. Она не представляла, как возможно достать пищу в условиях нехватки продовольствия, словно сейчас не военное время.
Когда Гельмут представил ее своим друзьям, она почувствовала его успокаивающую руку на своей руке, и хотя они не были парой, ей было приятно принимать восторженные взгляды от такого красивого мужчины.
С кем-то из гостей Эльке уже была знакома. Это были люди из мира искусства – художники, перекупщики, владельцы галерей. Господин Ван ден Берг быстро нашел старого друга и вступил в оживленную беседу. Эльке немного побродила по квартире, разглядывая картины. Почти каждая из них, когда-то висела в их галерее. Она размышляла о его коллекции, все еще не понимая, как этот человек устроен.
Внезапно он оказался рядом и протянул ей бокал согревающего рождественского пунша.
– Я просто любовалась «Дождем», – ответила она, имея в виду полотно нового молодого голландского художника.
Гельмут окинул взглядом картину, будто прежде ее не видел, и кивнул:
– Да. Красивые… гм… серые цвета, – он сделал большой глоток.
Она закивала. Он на самом деле ничего не понимал в искусстве. Как он работал в этой сфере для нее оставалось загадкой. Еще до войны его отец был знаменитым и успешным скупщиком произведений искусства, и Гельмут унаследовал его дело здесь, в Голландии. Но все эти деньги… Она не знала, как ему удалось сколотить состояние в такие времена.
– Прекрасная квартира, – она сменила тему.
– Ты еще не все видела, – ответил он. – Помнишь, когда в последний раз была здесь? Я думал переделать комнату под студию живописи. Помнишь?
Эльке кивнула. Она подозревала, что он питал надежду, что она придет и будет в ней рисовать, поскольку призналась, что ее последнюю студию уничтожила бомбежка.
– Давай. Пойдем, я тебе покажу.
Он провел ее по длинному коридору и открыл дверь в комнату с видом на канал. Студия оказалась приятным помещением с высокими сводчатыми потолками и старыми деревянными балками. Вдоль одной из стен стояли мольберты, а также стол с красками и новыми кистями. Эльке подошла к большому окну и выглянула наружу.
– Очень мило, – пробормотала она.
Он подошел к ней, стоящей у окна.
– Было бы здорово, если бы ты приезжала сюда и рисовала.
Она кивнула, без всяких обязательств.
– Какие у тебя планы на праздники? Наверное, проведешь их с таинственным воздыхателем? – поинтересовался он, делая очередной глоток.
– Нет никакого тайного воздыхателя, – решительно ответила она.
– Тогда с кем?
– Если хочешь знать, то с моей сестрой и ее двумя детьми, они само очарование. Совершенно не осознают, что происходит. – Она смотрела на воду, мерцающую в сиянии полной луны. – И Святой Николай обязательно придет, неважно идет война или нет.
– Они любят искусство? – спросил Гельмут. – Могу подарить парочку экземпляров.
Она рассмеялась.
– А что насчет Рождества или Нового года? Если бы ты нашла время, мы бы собрались и отпраздновали вместе. Как друзья, – добавил он, уточняя намерение, прозвучавшее фальшиво.
С глубоким вздохом Эльке произнесла:
– Я буду вместе с моей семьей.
Его руки опустились ей на спину и нежно погладили плечи. Его прикосновения были приятны. Все ее тело жаждало, чтобы ее обнимали и любили, но она понимала, что не может его обманывать. И чтобы унять пробежавшую по спине дрожь, она повернулась и протянула ему пустой стакан.
– Далеко ли ванная? – спросила она.
Гельмут указал рукой:
– Одна внизу. Но здесь, есть еще одна, рядом с моей спальней, – его глаза заблестели.
