Персонал ходил туда-обратно, и он прождал около часа, прежде чем у него появился шанс.
Медсестра открыла кладовую и вытащила рулон бумаги и бинты, и в этот момент ее позвал врач. Она вышла в коридор, чтобы поговорить с ним, а Йозеф незаметно прокрался за ее спиной к шкафу. Он схватил несколько шприцев, сунул их в карман и незаметно проскользнул мимо медсестры.
Оказавшись дома, он сразу направился на чердак. Его юный друг спал урывками; лихорадка только усугубилась. Йозеф вышел во двор, зачерпнул горсть снега в большую миску, и, завернув снег в простыню, обмотал ее вокруг Майкла, чтобы сбить температуру. Затем, пока его пациент кашлял и стонал, он принялся перечитывать главу, которую отметил в одном из учебников.
Дантес сидел на коленях у Йозефа и озабоченно смотрел на Майкла.
– Да, Дантес, я знаю.
Профессор закрыл книгу и встал. Он знал, что должен сделать. Открыв другой учебник на другой странице, он прочитал главу о том, как брать кровь. Капли пота застилала ему глаза, пока он сам себя уговаривал:
– Я смогу это сделать. Я смогу это сделать.
Майкл перевернулся и посмотрел на него мутными глазами:
– Что вы собираетесь сделать профессор?
Йозеф посмотрел на своего юного друга, потом перевел взгляд на иглу в его руке.
– Вы в порядке?
– Мне нужно взять немного твоей крови. – Йозеф прикрыл глаза и сделал два глубоких вдоха. – И я должен тебе признаться тебе кое в чем.
Майкл уставился на него.
– Я всегда очень боялся игл и… крови.
Майкл откинулся на подушку и пробормотал:
– Не думаю, что получится.
– Мне просто нужно время.
Делая глубокие вдохи, Йозеф мерил шагами чердак. Когда это не помогло ему успокоиться, он торопливо покинул комнату, спустился на два лестничных пролета и вышел из кухни.
Стоя на снегу, он жадно вдыхал морозный воздух. Легкие наполнились холодом, и он нашел в себе мужество, в котором нуждался. Это была последняя надежда. Ничего другого не оставалось.
Вернувшись на кухню, он тщательно вымыл руки и взял чистую белую льняную тряпку и маленькую фарфоровую миску, а потом поспешил обратно на чердак. Затем он потренировался делать инъекции украденными иглами, вставив одну в маленький кожаный шарик. Сделав это, он побледнел, кровь отхлынула от его лица.
Майкл с беспокойством наблюдал за происходящим.
Йозеф взял использованную иглу и бросил ее в чашу. Теперь у него дрожали руки.
– Я могу это сделать, я могу, – повторял он.
– Вы уверены? – Майкл сглотнул. – Вы даже не можете проткнуть мяч.
Йозеф еще раз открыл главу в медицинской книге и перечитал ее. Глубоко вздохнув, он попробовал снова и тогда Майкл сильно закашлялся. Он повернулся к своему пациенту, его руки все еще дрожали.
Йозеф обвязал руку Майкла тонким шнуром и протер ее водкой. Майкл отвернулся, чтобы не видеть, как Йозеф пытается вонзить иглу. С первой попытки Йозеф не попал в вену. Майкл поморщился.
– Прости.
– Хуже уже не будет, – ответил Майкл до того, как снова разразиться шумным приступом кашля.
Йозеф попробовал еще раз, потом еще. Каждый раз он промахивался мимо вены. Он встал, закрыл глаза и хлебнул солидный глоток водки. Сняв очки, он вытер пот со лба рукавом рубашки, затем снова надел их и повернулся, чтобы повторить попытку.
На этот раз шприц наполнился густой красной кровью.
К тому моменту, как он набрал нужный объем, лицо Майкла совсем посерело.
– Вы отвезете кровь в больницу?
– Нет, не совсем, – ответил Йозеф, борясь с рвотным позывом. Затем, вытянув руку, он глубоко вонзил иглу с зараженной кровью в тело.
– О, Господи, профессор! – последнее, что он услышал, перед тем, как упасть в обморок на кровать.
Глава 36
Йозеф померил температуру; она была в норме. Вглядываясь в свое отражение в зеркале, он потер глаза. Разве не пора симптомам появиться? Наверное, он уже должен почувствовать себя плохо, должна появиться лихорадка, что угодно. Где-то глубоко в животе битым стеклом скрежетал грызущий страх. А что, если его план не сработал? Ситуация казалась безнадежной.
Словно напомнив ему о цене, с чердака раздался кашель Майкла. Тот усилился за день и теперь стал сухим и скрипучим. Это новое обстоятельство тревожило Йозефа не только тем, что болезнь прогрессировала, но и тем, как сохранить в тайне жизнь Майкла на чердаке.
Он торопливо прошел в спальню, чтобы одеться. Была суббота, и он должен был навестить Ингрид. Каждой клеточкой тела он хотел остаться с Майклом, но реальность была такова, что, если он не придет, Ингрид догадается проведать его сама, а поскольку Майкл серьезно болен, он не мог допустить, чтобы племянница-нацистка оказалась у него дома.
Перед уходом, он еще раз проверил своего пациента, тревожно нависнув над ним, он следил, как тот вдыхает и выдыхает, его бледное лицо выглядело пепельно-серым. Придвинувшись ближе, он прошептал:
– Я вернусь сразу, как смогу.
С близкого расстояния, он почувствовал исходящий от него жар и услышал хриплый звук в легких.
Майкла ничего не ответил.
* * *
Добравшись до квартиры Ингрид, он огляделся прежде, чем войти. Он всегда был начеку. И был уверен, что, когда эта война закончится, к тем, кто поддерживал нацистов, не будут относиться хорошо, и он не хотел, чтобы у кого-то сложилось такое впечатление о нем.
Он знал, что ходит по краю, но ради Майкла, ему нужно было сохранять стабильность. Размышляя об Ингрид, он изо всех сил старался вспомнить маленькую девочку, спрятанную где-то внутри взрослой женщины, которая с годами стала жесткой и черствой. В глубине души он знал, что она так же несчастна, как и все остальные. Да, она все еще верила, что оказалась в сказке, но из сообщений Сопротивления по радио стало ясно, что война для немцев идет не очень удачно, и он подозревал, и даже надеялся, что сказочке скоро придет конец.
Она открыла дверь с грустной улыбкой:
– Дядя, спасибо, что пришел, – ее голос звучал невесело. Она даже забыла поцеловать его в щеку.
Она украдкой прошла по коридору, а он последовал за ней. Оказавшись в гостиной, она не села, а, казалось, была чем-то занята, глядя в окно, когда обратилась к нему:
– Я рада, что ты смог прийти, – бесстрастно произнесла она, хватая пачку сигарет со стола и закуривая.
Йозеф кивнул, отметив, что она выглядит измученной, усталой, без обычной наглой самоуверенности. Но времени обдумать это как следует у него не нашлось: как только он устроился на диване, у него тут же закружилась голова. Может ли он надеяться, что заболел? Прошло уже два дня с тех пор, как он вколол себе кровь Майкла.
