Майкл шепотом ответил ему:
– Они есть у всех, профессор. Я никогда больше не увижу своего друга Давида. Он отдал свою жизнь, чтобы спасти меня, предупредить меня. Как я могу с этим смириться?
Мужчины обменялись взглядами, убеждающими друг друга, что им обоим близка эта боль. Боль от того, что они никогда не смогут вернуться и исправить ошибку, ошибку, которая стоила жизни, кому-то им дорогому.
Йозеф вернулся к своему стулу и перед тем, как продолжить, налил себе и Майклу еще по бокалу вина. Чувство, что Майкл глубоко сопереживает ему, побудило закончить свой рассказ:
– В тот день я задержался, было так много работы. Экзамены прошли хорошо, и я готовился отдохнуть дома. Но как только я вошел в дом, я понял, что-то не так. Не было тех запахов готовящейся еды, которые обычно встречали с порога, в доме было прохладно, хотя на улице светило солнце. Я окликнул Сару, но она не отозвалась. В конце концов я нашел ее на кухне, она лежала на полу, ее лицо покраснело, и она тяжело дышала. Я бросился к ней, я был в шоке, увидев… – Йозеф перевел дыхание, потом шепотом продолжил: – Так много крови. Я спросил ее, как долго она так лежала, но она только помотала головой. Наверное, она и сама не знала. Думаю, она просто ждала моего возвращения. Ее спутанные волосы прилипли ко лбу, одежда промокла насквозь. Я знала, что мне нужна помощь, нужен врач, кто угодно, но акушерка Сары жила на другом конце города. И Сара умоляла меня остаться с ней. Она была так напугана. Когда я держал ее на руках, было очевидно, что она вот-вот родит. Но я понимал, что-то не так. Она была такой бледной, липкой, и хотя я ничего не знал о родах, я был уверен, что крови не должно быть так много. И я знал, знал без тени сомнения, что вот-вот потеряю ее… Внезапно все ее тело обмякло, будто уходило от меня. Я вцепился в нее, желая, чтобы она осталась со мной, желая, чтобы она осталась в живых. Когда ребенок наконец родился, он был крошечный. На месяц раньше. Он был замечательный, но он не дышал. Я сделал все, что мог, чтобы реанимировать его. Я хотел, чтобы Сара осталась со мной, но она тоже ускользнула, и я никогда не забуду выражение ее глаз. Ее глаза, в которых всегда плясали искорки радости, внезапно стали темными и безжизненными.
* * *
Йозеф остановился, слезы застряли в горле. Майкл понимающе кивнул, и Йозеф приложился к вину.
Майкл почти перешел на шепот:
– А тот сон, о котором вы рассказывали?
Йозеф перевел дыхание. – Во сне она встретила меня в особом месте и сказала, что я не виноват. Она сказала… что у меня этом мире остались другие дела. И я понял, что держался за боль, за потерю, потому что боялся, что, если отпущу ее, то каким-то образом запятнаю ее память и потеряю ее навсегда. Но теперь, после стольких лет горя и боли, я понимаю, что все как раз наоборот, и, цепляясь за боль, я не позволяю никакой любви ворваться в мою жизнь. Я выжил. А теперь должен научиться жить.
– Может быть, мы оба должны, – задумчиво добавил Майкл.
Они сидели в дружеском молчании, и между ними угнездилась тяжелая истории Иозефа. У Йозефа закружилась голова от выпитого. Он не ел, и ему нужно было съесть что-то существенное. Собрав стаканы и пустую бутылку, он поднялся на ноги.
– Пойду попробую добыть чего-нибудь съестного, – сказал он, чувствуя себя эмоционально опустошенным. Когда он направился к двери, Майкл крикнул ему вслед. Йозеф обернулся. Встав на ноги, он обнял Йозефа.
– Спасибо, что рассказали мне свою историю. Я знаю, как это было тяжело.
Йозеф кивнул:
– Просто настало подходящее время.
Спускаясь по лестнице, Йозеф отметил, что ему в чем-то полегчало.
Глава 47
На следующий день после встречи в доме Хенри, Ханна, нервничала перед заданием. После бессонной ночи она рано поднялась и провела утро, прокручивая в голове маршрут, смазывая велосипедную цепь, собирая и пересобирая медицинскую сумку. Она занесла Йозефу посылку с едой, но когда он предложил ей чаю, поспешила домой и стала ждать. В приступах сильного страха она сосредотачивалась на мыслях о Еве, своей матери и Йозефе. Все эти люди – самые невероятные из героев – каким-то образом сумели найти в себе мужество совершить необыкновенное, отстоять правильное и сохранить человечность в мире, где человеческая жизнь совсем ничего не значила.
Слова Хенри, лидера Сопротивления, сказанные ей несколько лет назад, снова всколыхнули ее:
– Никто не знает пределов собственной храбрости, пока цена жизни не перевесит страх.
И все больше людей вокруг нее были готовы заплатить эту цену, и сегодня их мужество успокоит ее.
После обеда она заварила себе чашку чая и беспокойно наблюдала, как он остывает в руке, пока она ждала. Хенри дал приказ отправиться не раньше четырех часов вечера, поэтому она просидела целый час в ожидании, когда дедушкины часы в прихожей пробьют свое разрешение. Когда их глубокие, нежные тона прогудели четыре часа, она вскочила на ноги. На нее снизошла спокойная уверенность, наполнив тело сияющим теплом. Она вдруг ощутила присутствие матери в комнате, одобрительно кивающей с кресла у камина, и это вселило в нее надежду.
Ханна надела пальто, шляпку и быстро вышла из дома в мастерскую. Схватив велосипед, она задела им полку, и лежавшая на ней колода карт упала, приземлившись на пол рубашкой вниз. Кроме одной. Королевы червей. Она улыбнулась. Силы добра были на ее стороне и придавали ей храбрости, которая была так нужна.
Собирая карты, она подумала о Джо из Бруклина: посторонний, чуждый для ее мира, он был готов пожертвовать всем ради ее свободы. Эта воодушевляющая мысль была сейчас ей нужна. Она была обязана всем этим людям, пожертвовавшим ради нее своей жизнью и свободой. Ее незначительная миссия – всего лишь фрагмент, крошечный кусок головоломки картины нового мира, которую они создают вместе с непоколебимой надеждой на светлое новое завтра.
Она покинула задний двор и медленно покатила по закоулкам Амстердама, опустив подбородок, чтобы не привлекать к себе внимание. Каким бы опасным ни казалось задание, она удивились своему чувству, которое не испытывала давно, к забытому чувству самозабвения. Она, как и многие голландские дети, довольно рано научилась ездить на велосипеде, это было частью ее личности на протяжении всей жизни, частью того, что сделало всю нацию – голландцами. Она не ездила на велосипеде почти целых четыре года. Она крутила педали в холодный день и наслаждалась потоками ветра пролетающих мимо ушей, выбивающих из-под шляпы пряди волос и охлаждающих щеки. Погрузившись в эти чувства, на короткое время она ощутила вкус той свободы, которую, как она верила, им однажды доведется вкусить снова.
Свернув в сторону Дамрака, она снова насторожилась. Попасть на другой конец города иным путем было нельзя. И она понимала, скорее всего, здесь ее остановят.
Будучи сверхбдительной, она с удовольствием заметила, что успехи союзных войск стали влиять на количество немцев на улицах города. Солдат отозвали для более важных сражений, голод и болезни также привели к тому, что войска всюду поредели.
