Родиться не в Москве, а где-то далеко, на юге или на севере.
Раза три или даже пять поменять место жительства. Переезжать вместе с родителями из городка в городок, из школы в школу, новые ребята, новые соседи, все новое, но все равно свое: живешь, очень даже страну под собою чувствуя.
Потом – институт по какой-нибудь совсем другой специальности. Не по моей. В точных или естественных науках. Но все равно читать гуманитарные книжки. И говорить о них с друзьями.
Сделать карьеру. Настоящую, правильную, понятную. С ученой степенью, местом работы и должностью.
И вспомнить, как много лет назад, в маленьком северном городке, на коммунальной кухне мама грела суп, а на соседкиной табуретке сидела кошка. Серая в полосочку, с зелеными глазами. Добрая. Но в руки не давалась. Так, иногда погладить.
– Ты чего молчишь?
– Не могу вспомнить, как звали кошку.
– Какую кошку?
– Неважно, неважно, – и продолжить разговор как ни в чем не бывало.
майские иды 2009 года
Такой вот странный день
Года два-три назад я купил интересную книжку (потом куда-то задевал и название забыл). Про связи между поколениями в психологическом смысле и шире – в смысле судьбы. Про то, как судьба родителей определяет судьбу детей.
Конечно, речь там была не о таких банальных вещах, как воспитание, пример старших, семейные традиции и т. п. – тут почти все ясно. И конечно, не о генетике – тут, наоборот, не ясно почти ничего.
Разговор шел именно о рисунке судьбы. О повторениях этого узора. Не просто о том, что дочь секретарши стала секретаршей, а сын офицера – офицером. А о том, что дочь точно так же, как ее мать, вышла замуж за человека, которого встретила на свадьбе двоюродного брата. О том, что сын погиб в бою точно в таких же обстоятельствах, как его отец. До подробностей и деталей, до жаркого солнечного дня и безводной лощины.
Кстати, именно о совпадениях смертей в этой книге было написано довольно много.
В частности, масса примеров того, как дети умирали не только в тех же обстоятельствах или от тех же болезней, но и в тот же срок.
Особенно это касалось тех детей, которые находились в глубокой душевной связи со своими родителями. Даже если родители умерли, дети (уже совсем взрослые) были с ними в постоянном внутреннем диалоге. Получается, что эти люди как бы неосознанно копировали своих матерей и отцов.
Я прочитал, хмыкнул, что-то там прикинул и забыл.
А вот тут вспомнил.
Мой отец умер 6 мая 1972 года. А родился 1 декабря 1913 года.
То есть он прожил 58 лет, 5 месяцев и 5 дней.
А ваш покорный родился 15 декабря 1950 года. То есть на сегодняшний день прожил ровно столько же. 58.5.5.
Рубеж. Начиная с 17 часов сего дня я буду жить дольше, чем мой отец. Я его переживу не в смысле календаря, а в смысле срока.
Я, конечно, не верю, что в этой книжке про поколения написано. То есть верю, что там описаны реальные случаи. Но никак не верю, что есть такая закономерность. Хотя я был и остаюсь весьма тесно связан со своим отцом. Я часто его вспоминаю, думаю о нем, пытаюсь понять, как он жил, что чувствовал, что думал, кого любил…
Ну и что?! Нет такого правила! Наверное, нет.
Я, конечно, буду жить дальше.
Наверное. Скорее всего. Я в этом уверен.
Хотя мартовские иды еще не прошли. Вернее, майские. А еще точнее, пятый день после майских ид. Dies quinta post Idus Maii.
Осталось буквально полтора часа.
Шутка, конечно. Но есть о чем подумать.
в большом тихом городе
Серый конверт
Шеф не занимал никакой государственной должности; формально он был шефом некоего Временного координационного комитета, сокращенно ВКК. В стране были парламент и правительство, но все знали, кто на самом деле главный.
Шефа обожали и побаивались, а его приближенных презирали и ненавидели.
Сильнее всего ненавидели его Адъютанта. Бывший полковой парикмахер, силач, садист и льстец – говорили, что именно он по утрам подает Шефу списки, которые сам же и составляет.
Один известный архитектор был в гостях у своего друга, президента Академии художеств. Вдруг пришел этот самый Адъютант. Архитектор захотел встать и уйти. Потом решил, что не подаст ему руки. Нет, лучше просто молчать и поскорей откланяться. Но его посадили как раз напротив Адъютанта, и, куда денешься, пришлось с ним разговаривать. Он, кстати, оказался приятным собеседником.
В конце вечера он поманил архитектора в коридор.
– Я уж так, по-солдатски, – сказал Адъютант. – Вы хороший человек. Вот, – он вытащил из бокового кармана ярко-серый, почти серебряный конверт. Там были вытиснены имя Шефа и адрес: главный офис ВКК. – Если что, сразу пишите, и это будет у Шефа на столе. С моими наилучшими отзывами. Но просить можно за одного человека.
– Спасибо, – растерялся архитектор. – Что, прямо в почтовый ящик?
– Прямо, прямо, – сказал Адъютант. – С почтой у нас порядок.
Конверт лежал под стеклом на письменном столе.
Прошел месяц. Младший брат не пришел домой со службы. Он жил в плохом районе: конечно, это было ограбление и убийство, а труп спрятали. Попросить ускорить следствие? А смысл?
Через две недели арестовали сына. Архитектор сидел за столом и смотрел на серый конверт. Сыну было двадцать пять. Взрослый человек. Он сам выбрал себе судьбу, когда связался с этими людьми.
Потом исчез второй сын. Двадцать два года, студент последнего курса. Талантливый мальчик. Но совсем чужой, к сожалению. Но все равно! Написать Шефу: пожалуйста, оставьте в покое нашу семью. Да, но просить можно только за одного человека.
Ведь у него была вторая жена и тринадцатилетняя дочь.
Он сделал проект типового сельского офиса ВКК. Сам, по собственной инициативе. Получил премию. Немного отлегло от сердца.
Однажды вечером он стоял у окна своего кабинета. Он видел, как у подъезда остановилась их машина, вышла его жена, открыла багажник, стала доставать сумки.
– Мама приехала, вкусных вещей привезла! – крикнул он дочке вглубь квартиры.
Потом снова посмотрел в окно. У распахнутого багажника валялась сумка. От тротуара отъезжал черный автомобиль с зеркальными стеклами.
Он бросился к столу.
Конверта под стеклом не было.
– Где конверт?! – не веря, крикнул он. – Тут был конверт!
– Это я взяла, папа, – сказала дочь. – Я сама написала письмо Шефу.
– Про что?
– Про то, как его любят школьники!
