Так что новая профессия подоспела.
Когда больше не смогу сочинять (надоест или все само закончится) – заведу себе макбук, возьму его в охапку, суну в карман айфон и устроюсь где-нибудь около кафе. Чтоб от ихнего вай-фая прикормиться.
Буду снимать людей на айфон. И за умеренную сумму посылать портрет по электронной почте. Если заказчику понравится.
Уличный айфонщик – поди плохо!
рассказывал мой покойный однокурсник Володя О.
Haute couture
Рассказывал знаменитый московский портной.
«В конце марта пятьдесят третьего года мне позвонили оттуда. И говорят:
– Вы знаете, Климент Ефремович Ворошилов избран Председателем Президиума Верховного Совета!
Я говорю:
– Очень приятно, но какое это имеет ко мне прямое отношение?
Они говорят:
– Ему таки надо пошить приличный костюм. Материальчик есть, настоящий инглиш. Приклад хороший: подкладка – шелк, бортовка с конским волосом, пуговицы импортные. Портного нет. Вы таки согласны?
А что я мог сказать? Что нет, не согласен? Я говорю:
– Я таки согласен.
Сажают меня в машину. Машина едет, въезжает в Спасские ворота, меня ведут, приводят в комнату, показывают материал и клиента. Материал – настоящий инглиш. Клиент – тоже вполне.
– Здравствуйте, Климент Ефремович. Снимайте пиджачок, будем обмеряться.
Обмеряю, записываю на бумажке. Он говорит:
– А когда примерка?
Я говорю:
– Климент Ефремович, я знаю, что у вас сплошные срочные государственные дела. Поэтому я таки сошью вам костюмчик без примерки.
Он говорит:
– А получится?
Я говорю:
– Не бойтесь! Вы таки будете иметь приличный вид. А нет – вы меня расстреляете.
Он смеется.
Через две недели мне звонок. Звонят оттуда.
– Ну, как там костюмчик?
– Уже три дня как готов.
– Что же вы молчите?! – говорят.
– А я знаю, куда вам звонить? – отвечаю.
Сажают меня в машину. Машина едет, въезжает в Спасские ворота, меня ведут, приводят в комнату. Там Климент Ефремович. Достаю костюм. Он примеряет. Сидит, как на артисте! Он улыбается. Благодарит. Жмет руку. И говорит:
– А сколько я вам должен за работу?
Я говорю:
– Вы мне ничего не должны. Я просто счастлив, что Председатель Президиума Верховного Совета будет-таки иметь приличный вид! Всё, всё, до свиданья!
Меня ведут, сажают в машину, тут подбегает военный, дает конверт: от Климента Ефремовича.
Сажусь в машину, открываю конверт. Три тысячи рублей.
Ай! Председатель Президиума Верховного Совета мог-таки дать больше!»
все прекрасно, все так ясно
Утренний самолет
– Что мы будем делать? – тихо спросила Саша, глядя в потолок.
– Просыпаться, – сказал Алексей Ильич. Вздохнул и добавил: – В прямом и переносном смысле.
– И всё?
– Боюсь, что да.
– Ты правда боишься? – прошептала. – Или просто так сказал?
– Неважно, – ответил он. – Юлия Кирилловна прилетает в час. В три она будет здесь. Сейчас одиннадцать.
– Я уйду, конечно, – покорно сказала Саша. – Но скажи, неужели мы будем общаться на кафедре, как будто ничего не было? Ты мне будешь говорить: принесите, сделайте, позвоните? А я буду отвечать: хорошо, Алексей Ильич, сейчас, Алексей Ильич? Так, да? Да?
– Я увольняться не собираюсь, – сказал он. – И тебе не советую.
– Хорошо, – тоненько и сипло сказала она и задрожала всем телом.
Он скосил на нее глаза. Приподнялся на локте. По ее лицу текли слезы. Двумя ручейками. Подушка потемнела. Внезапное бешенство охватило его.
– Вставай, – закричал он, садясь в постели. – Начало двенадцатого! Бегом в душ! И одеваться! И мне надо тут прибрать, следов не оставить!
– Я люблю тебя уже четыре года, – зарыдала она. – И ты это знал, знал!
– Вставай, Юлия Кирилловна скоро приедет! – нарочно жестоко повторил он.
– Она не приедет, – сказала Саша и вытерла слезы.
– То есть? – нахмурился он.
– Я ей позвонила сегодня в семь утра на сотовый. Пока ты спал. Поймала ее в аэропорту. Я ей все рассказала. И дала послушать, что ты мне ночью говорил. Я записала на диктофон и дала ей послушать. И она сказала, что пропади ты пропадом и что я могу взять это сокровище в подарок. Леша! Она мне тебя подарила! Какая она добрая, – Саша опрокинула Алексея Ильича на спину, обняла, легла сверху, – и какой ты у меня хороший… Ты теперь мой, мой, мой…
Она покрывала его лицо и плечи мелкими поцелуями, а он смотрел в потолок и думал, что это, в общем-то, неплохо и даже очень мило. И что для начала надо попить чаю.
Когда они сидели в кухне, раздался звонок в дверь.
Кто там? Почта, заказная бандероль. Он отворил. Вошел почтальон, за ним – двое крепких парней.
– Беги отсюда, сучка, – буднично сказал парень Саше и спихнул ее с табурета.
– Леша, дай ему в морду! – закричала Саша.
– И ты, козел, тоже беги, – сказал другой парень Алексею Ильичу.
Саша побежала по лестнице вниз.
Алексей Ильич побежал за нею. Догнал, уцепился за рукав.
– Не тронь меня, слабак! – зашипела она.
А снизу послышался мерный стук каблуков по ступеням. Юлия Кирилловна приехала. Всё громче, громче, громче…
Алексей Ильич проснулся. Лаборантка Саша лежала рядом.
– Что мы теперь будем делать? – скорбно спросила она.
– Просыпаться, – сказал он. – Начало двенадцатого, с ума сойти.
когнитивный диссонанс
Дачное. Дизайн интерьера
С одним не очень близким приятелем разговариваем. Давно это было, в самом начале восьмидесятых.
– А у тебя на даче как? – спрашивает.
– В каком смысле? – спрашиваю я в ответ.
– Скромно или уютно?
Я даже удивился. Я никогда не противопоставлял уют и скромность. Скорее, наоборот. Мне легче было вообразить неуютную роскошь, бессмысленный шик. Я такое видывал. В мое время такое тоже бывало.
Я сказал:
– Ну, скорее все-таки скромно. Но очень уютно! Да ты приезжай, сам увидишь.
– Да, спасибо, конечно, – сказал он. – Обязательно. Вот на той неделе буду у вас в поселке, зайду непременно.
