Приобрел в буфете бутылку кефира. Походил с ней по коридорам, сел в холле у фикуса. Нет частиц перчаток, и ладно. Если верно предположение, что это Бадаев ненужный асфальт из-под скамеек уже после убийства в канаву перенес, то мог и голыми руками переносить. На асфальтовом кусмане отпечатка пальца не зафиксировать. Но на первом-то куске есть ниточки, надевал перчатки… Ну, это ясно, отпечаток можно оставить не только на орудии преступления, а на чем угодно… на вещах жертвы, на перекладине скамейки, мало ли.
Стоп. На склонах-то канавы та же трава, что и в парке. Нет доказательства, что «эти асфальты» лежали до канавы где-то еще.
Зашел к Кривокапе, спросил, можно ли такой анализ забабахать, чтобы стало ясно, в какой именно части парка лежали куски асфальта – по цветочкам, по травке.
Кривокапа мрачно посмотрел, тяжело.
– В какой из двух частей парка, – поспешил уточнить Покровский. – В канаве или под скамейками…
Кривокапа – видно, что не хотел говорить, сдерживал раздражение. Покровский таких очевидностей не понимает, но объяснил все же, даже почти без мата, что флора вряд ли разнится, а микроразницу уловить – уровень загрязнения выхлопными газами из-за ограды – это надо сложнейший суперанализ… Лаборатория Петровки не справится. Есть оборудование в разных военных НИИ. Если у Покровского есть два-три месяца подождать, можно попробовать написать начальству заяв…
Ладно-ладно. Ушел.
Стоп! А ведь… Вот чурбан. Надо было еще на Красноармейской сообразить, но хорошо хоть сейчас сообразил. Ведь если речь о ключе Кроевской, а этот ключ сейчас среди вещдоков в ее вещах… Снова пошел к Кривокапе. Тот глянул волком, но Покровский только сел в углу, заполнил заявку на еще одну экспертизу.
Проходил мимо кабинета Жунева, слышал, как изнутри поворачивается в замке ключ. Или закрылся Жунев или, наоборот, открылся. Он закрывается днем на пятнадцать минут и ест обед, принесенный из дома. У Жунева в кабинете волшебный прибор, произведенный в одном из капиталистических государств, – «микроволновая печь». В ней можно разогревать рис и паровые котлеты.
Жунев слушал внимательно, щупал бритый подбородок. Спросил, дослушав:
– Думаешь, хотел слепок с ключа сделать?
– Логично было бы. Узнал про икону, решил присвоить… Подкараулил момент, когда ключ в двери, а соседка, например, в туалете, приложил пластилин или еще что.
– Логично, сука! А как узнал?
– Мог увидеть, когда с трубой помогал.
– Давненько.
– Согласен. Нужно было время созреть. Кроме того, исчезла записная книжка Кроевской. Мало шансов, что она ее случайно с мусором вынесла. Получается, был кто-то чужой в комнате.
– Предположим… Предположим, боксер узнал про икону. Но почему просто не украсть? А, да, она бы поняла, что это он.
– Конечно! Икону видел, а если еще и ключ хватал…
– Ты ключ отнес Кривокапе?
– Отнес.
– А официантка не могла сама ключ скопировать? А теперь на соседа валит.
– Ну… – даже немножко и растерялся Покровский. – Могла, наверное. Но, знаешь, по личному впечатлению…
– Симпатичная баба? – нахмурился Жунев.
– Симпатичная, – сказал Покровский, – но дело не в этом.
– Не знаю. Ты не замыкайся на боксере, Покровский! Ты ее хахалей видел уже?
– Нет пока.
Покровский не спешил, если честно. Хорошо, допустим, Раиса Абаулина сверхсуперхитрая преступница, Покровского вокруг пальца обвела. Но не стала бы она, наверное, сообщников таких выбирать… близлежащих. А Жунев хмурится, кажется ему, что у Покровского крен в версии, не надо сейчас лишнего напряжения.
– Увижу, конечно! Их только вычислили. Тут не знаешь, за что хвататься. Я бы еще и в Красноурицк слетал по бадаевским следам.
– Опять двадцать пять!
– Слушай, интуиция! Вот Сержа из Петербурга не нашли, чуял же я, что надо найти.
– Подожди, хахали в Москве, давай ты сначала…
– Я могу сам не лететь в Красноурицк, можно Кравцова закинуть.
Затрещал телефон. Жунев снял трубку, выслушал, поморщился. Спросил:
– А мы тут при чем? Наши все на севере бабуськи.
Покровский заерзал.
– Да что, твою мать, делать, ничего не поделать, – сказал в трубку Жунев.
Положил трубку на рычаг, встал.
– Едем.
– Куда? – спросил Покровский.
– На «Автозаводскую». Непонятная мертвая старуха нашлась.
– Как это непонятная?
– Непонятно откуда взялась. А старухи все теперь наши считаются, чтоб их…
– Что значит «нашлась»? На улице?
– В морге.
– Что за черт. А в морге откуда?
– Это и неизвестно, откуда она в морге.
Марина Мурашова оказалась свободна, удачно. Побежала этажом выше за сумочкой, Жунев пошел вниз. Покровский ждал Марину, смотрел, как «этот из парткома» меняет подпись под снимком на Доске почета: Черепанова из бухгалтерии получила очередное звание, нужно внести соответствие. Покровский подумал, что будет, если предложить ему размещать на Доске почета фото не только людей, но и особо отличившихся служебных собак. «На той неделе Плутон как ловко убийцу в Чертаново по горячим следам, да?»
Не стал заводить этот разговор. Вдруг Гога Пирамидин вывернул из-за угла, у него тоже долг по стрельбе, и тоже устькаменогорцы не позволили этот долг вернуть, чтобы уж они скорее взяли в побратимы какое-нибудь Министерство легкой промышленности, им же самим толку больше.
– Но что я щас расскажу вам про боксера! Где Жунев?
– В машине, едем на труп старушкин!
Гога, конечно, вызвался тоже ехать смотреть на труп. Каблуки Марины Мурашовой уже цокали по мрамору лестницы.
Жунев в машине ждал, читал бумаги. Не сразу заметил, что и Гога Пирамидин сел. Уже когда «Колхозную» проехали, увидел его в зеркале заднего вида, не удивился. Спросил, что нового.
– Семшов-Сенцов видел Бадаева в серой куртке, – гордо сообщил Гога Пирамидин. – Что-то грузили большое, он тоже участвовал и специально переоделся, куртка у него там хранится. И она ему слегка маловата.
– Мало ли, в серой куртке, – сказал Жунев.
– Много ли! – возразил Пирамидин. – Потому что Бадаев сутулился. Чуть-чуть.
– Что?
– А…
– Э…
И Марина, и Покровский, и Жунев, все начали удивляться и тут же все поняли: если руки в карманы куртки засунешь, которая тебе мала, то неизбежно ссутулишься.
– Вот ведь скот обосранный, – неожиданно непосредственно отреагировал Жунев. – Что теперь? Показываем его, значит, этому козлу от Панасенки?
