– Разумеется, мог зайти любой человек с улицы, – кивнул Покровский.
– Все равно надо поискать, – возразил Жунев. – Настя, ты к циркачам опять, расспрашивай про галоши.
– А по краске с иконы-то вам интересна экспертиза? – раздался голос Кривокапы.
На протяжении всего разговора про циркачей он стоял у окна, сложив руки на груди, и меланхолично выпускал из трубки огромные кольца.
– Ну, по иконе какой фокус? – спросил Жунев.
– Не по иконе, по краске с иконы, – назидательно заговорил Кривокапа. – Иконы вы никакой нам не передавали, а лишь фрагменты краски из-под ногтя Покровского, которая якобы…
Жунев его поторопил:
– Фальшивая, что ли, краска?
– Сам ты фальшивый! Что значит «фальшивая краска»? Хорошая немецкая краска, но произведена она максимум пять лет назад. Поскольку содержит…
Пока Кривокапа рассказывал, какие содержит эта краска сверхновые химические соединения, Покровский пытался сообразить, что же это значит. Или… С первым из «или» выступил Жунев:
– То есть брешет в говне моченый?
– Или Варвара Александровна братца облапошила, – сказал Покровский. – Поняла, что он икону подменил, а сама снова ее подменила, в другую сторону.
– Хорошо бы так! – воскликнула Настя Кох.
– Да, если так, молодец старушенция! – оживился Жунев.
– Чего ж хорошего, если бабку грохнули потом, – не согласился Кривокапа.
Прием по личным вопросам у районного депутата Юрия Николаевича у метро «Семеновская» скоро заканчивается. Покровский еще раз горячо напутствовал Жунева и Гогу Пирамидина, что и как, по его мнению, надо говорить Голикову. Гога Пирамидин и Жунев вежливо ответили в том смысле, что и сами они не дебилы.
С Казанцевой и ее детьми встретился на углу близ райисполкома. Запыхался, чуть-чуть опоздал.
Терпеливо ждали и были, видимо, готовы, что не придет – забудет или обманет. Мальчик в школьной форме, в новой, синей, с накладными кармашками, резиновой эмблемой и металлическими серыми пуговицами. Жарко, но это самое нарядное, что есть, собрала мама ему деньги на форму, гордится. И девочка в чистеньком выгоревшем платьице. Покровский спросил:
– Заявление написали?
– Да. Вот оно, – Казанцева торопливо вытащила из продуктовой сумки в газету, чтобы не смялось, спрятанное заявление. – Только, может быть, не надо, что мы будем человека отвлекать.
«Человека отвлекать».
Иной раз и милиционеру хочется выть, хотя и не все в это, конечно, поверят. Будто бы что-то короткое и холодное притыкивается снизу к сердцу и стремительно высасывает его в никуда, с грубым всхлюпом, как дырявый вантуз.
Прием уже закончился, но депутат, как и пообещал, дождался Покровского, радостно выпрыгнул из-за стола, долго жал руки Покровскому и ошеломленной Казанцевой, а ребятишек потрепал по макушкам и даже выдал им по батончику «Рот-Фронт».
Покровский сам изложил суть вопроса. Освобождается комната в коммуналке поводом смерти ответственной съемщицы, а в той же квартире проживает одинокая женщина с двумя детьми. Конечно, она может претендовать по закону, но сами знаете, как у нас все, поэтому просьба к депутату проследить за законностью-справедливостью.
Юрий Николаевич расцвел, снова потрепал по макушкам детей, еще раз из-за стола для этого вышел. Внимательно прочел заявление. Обнаружил осведомленность в предмете, усадил Казанцеву переписать, сам продиктовал с громоздкими бюрократическими формулировками. Сказал, что намерен твердо добиться положительного решения, все условия-обстоятельства к такому решению располагают.
– Не подведите уж, Юрий Николаевич, – сказал Покровский, пожимая депутату на прощание руку.
– Как можно, товарищ капитан, – ответил Юрий Николаевич простым человеческим тоном. – У меня свои такие же были. Теперь они, конечно, другие…
Покровский, конечно, проверит-проконтролирует, депутату так просто лучше не доверять, сегодня он сентиментальничает, а завтра в райкоме пальцем погрозят – имеют, может быть, свои виды на комнату – и мнение депутата изменится, как ветер мая. И Покровский позже, за пределами этой истории, вернувшись уже из Берлина (Жуневу он привезет оттуда в подарок щипчики – из носа волоски выщипывать, Марине Мурашовой – платок с изображением телевышки, Джейн – помаду), проверил и узнал, что комнатку Казанцевы получили.
На Петровку вернулся раньше Жунева и Гоги Пирамидина. Тревожно… Ходил по этажам, ждал. Важный, конечно, разговор у них с Голиковым. Вдруг Голиков соучастник, как еще оно развернется.
От ментов с Беговой докладная: нашли свидетеля по кирпичу. Все верно: пустышка. Бухарик, слышавший разговор, на который ссылался предыдущий бухарик, утверждает, что никакой осведомленности в подробностях падения кирпича «новый лысый парень» Гена не выказал. Ровно напротив: сам любопытствовал. Все с ног на голову.
Ладно, хорошо, что проехали и этого Гену.
Присел в холле у фикуса, прикрыл глаза, задремал… Что-то капнуло с фикуса, мелькнуло, что это кровь Миши Фридмана, свет в коридоре погас, и выплыл из-за поворота коридора в метре-полутора от пола стеклянный светящийся гроб, в котором сидела, скалясь адской улыбкой, Марина Мурашова – в чем, так сказать, мать родила. Какие у нее груди острые, оказывается, соски длиннющие торчат…
Свет вдруг зажегся, идут Жунев с Гогой Пирамидиным, возбужденные, торопливые. Покровский за ними. Жунев сразу к шкафу, вытащил початый коньяк, разлил три по полстакана.
– Что случилось? – это, конечно, Покровский спросил.
– Привезли, – сказал Жунев. Сел, хотел закурить, но передумал.
Гога Пирамидин тоже сел, на свое любимое место, ровно напротив Жунева, на другой стороне длинного стола. Не очень, на самом деле, длинного, кабинет у Жунева небольшой, длинный стол скорее короткий, но – стоит перпендикулярно основному, как это принято у начальников. Стакан с половиной коньяка Жунев запустил по столу – ровно в руки Гоге.
– Кого? – Покровский понял, что речь о человеке, но не могли же они Голикова привезти.
– Да удмурта этого твоего.
– Какого удмурта? – не понял Покровский.
– Бадаева.
– Да он вроде не удмурт… Подожди, как привезли?!! Куда?!
– Здесь он, у нас в КПЗ, – сказал Гога Пирамидин.
Вот это поворот. Какие Жунев нашел основания? Да, Жунев верил в вину боксера, но чтобы задержать… Что там такое выяснилось?
Сначала, значит, встретились с Голиковым. Офицеры со всем уважением – и Голиков со всем уважением, разговор прямо джентльменский. Рассказал, что да, в двадцатых числах мая Бадаев передал ему, Голикову, для консультации икону, которую Бадаев, в свою очередь и по его словам, получил от знакомого актера, соседа по метро «Аэропорт».
– Актеру кто-то сказал, что это икона Прохора Чернецова, – сказал Голиков. – И он решил ее продать.
