Звонок от Семшова-Сенцова из ЦСКА, у Покровского сердце подпрыгнуло, почувствовал, что будет интересно. Да! Начал действовать встревоженный Бадаев после того, как Покровский его на «Динамо» в субботу поддавил, а потом и в воскресенье в парке.
ЦСКА, как флагману советского спорта, всегда нужно много мяса. Для своих многочисленных команд, для базирующихся в ЦСКА сборных СССР по гимнастике и баскетболу, для двух столовых комплекса ЦСКА, для школы олимпийского резерва по фигурному катанию, тоже приписанной к ЦСКА, для подшефного детского дома. Иной раз из экономии и во славу свежести ЦСКА закупает его прямиком на селе за наличный расчет, вот и сейчас шли переговоры по масштабной – рекордной! – покупке. Планировалось приобрести в Красногорском районе целое говяжье стадо. И Бадаев в понедельник сообщил Коневой, якобы с подачи Голикова, что они, конечно, доверяют заготовителю Л. Т. Федорову, с которым давным-давно плодотворно сотрудничают, но поскольку сумма особо большая, постольку с деньгами поедет сам Бадаев, вот так.
30 000 (прописью Тридцать тысяч) живых рублей, выделенных для покупки стада, буквально сегодня, кабы все шло по графику, оказались бы в руках Бадаева, и ищи-свищи потом боксера… Приобрел бы хижинку в захолустье, медвежьих углов в Союзе Социалистических Эр хватает. Делал бы вид, что роется в огороде, до конца своих серо-буро-малиновых дней. В маленьком городке, имея жилье и не имея потребностей, кроме как длить существование, меньше чем на тыщу можно год сидеть совершенно спокойно.
Так что глупое решение Жунева задержать в среду Бадаева оказалось умным.
Настя Кох приехала из Музея авиации и космонавтики, где фиксировала исчезновение писем. Там свежий переполох, зашли в музей дедушка с внучкой, долго гуляют, устали. Сверточек при них. Спросили вежливо в одном из залов, можно ли они тут перекусят. Дежурная глянула на сверточек: ну, думает, пусть перекусят, пирожки, наверное. И вышла, деликатная… У нее не один зал на попечении, а целых три, полмузея. А потом глядь – дедушки нет, внучки нет, витрина с космической пищей взломана, а в витрине нескольких космических микробуханочек и тюбиков с космическим борщом недостает! И только дверка витрины постукивает на сквозняке.
– Остроумно, – согласился Покровский. – А с письмами что?
С письмами все в порядке. В том смысле, что их нет, исчезли. Оформили пропажу документом, можно предъявлять Маховскому, как ответственному, обвинение. Посидели с Настей Кох – Покровский объяснял ей, как правильно в этой ситуации бумагу составлять. Как уже надоели все эти боковые тропинки. Хочется крови Бадаева.
Сама Настя Кох непривычно взвинченная, юбка странно застегнута, виднеется из-за пояса полоска трусов… Неаккуратной Настя Кох иногда бывает, но такой нервной – нет. Быстро вдруг ушла куда-то.
Ладно.
Подумал, что так и не сообщил Раисе Абаулиной, что и как с Юрием Николаевичем. Решил, что и черт с ними обоими.
Пошел сдал наконец зачет по стрельбе. Вместо привычных своих восьмерок и девяток девять из двенадцати пуль всадил в центр, еще одну в линию между девяткой и десяткой. Никодимыч языком цокнул, но лицо у Покровского, видимо, было такое, что снисходительно (а по-другому Никодимыч не умел) похвалить Покровского он даже и не решился.
В медпункте взял справку в бассейн. В ответ показал язык, позволил померять себе температуру. Заглянул в столовую. Съел морковный салат и полстакана сметаны, ничего больше и не хотелось. Легкости хотелось в теле, скорости, движения, может быть даже бега и пальбы… Съел еще один морковный салат, взял без очереди.
Шастал по коридорам, по этажам: протертая ковровая дорожка, закрепленная бронзовыми рейками, батареи пора красить, выглядят так себе, кто-то окурок прямо в коридоре выкинул и растоптал. Подзавел часы на руке, хотя делал это только по утрам. Проходил, как сквозь расступившуюся воду, сквозь разговоры коллег, что-то про эксгумацию, про бесквитанционку, про то, что грозятся вообще закрыть ночной буфет.
– …Сикуха обычная, а двоих бугаев двумя ударами уложила. Спецподготовка какая-то, хрен поймешь. Молчит…
– …А в стиральном порошке – семьдесят процентов кальцинированной соды. С размахом подошли…
– …Он на дачу спрятался пару дней от нее отдохнуть. А она решила проверить, один ли он там, нагрянула ночью последней электричкой, он в ярости вышел, пошел по поселку, упал в яму с кипятком, обварился к чертям…
Прошел быстро, локтем кого-то задел, еле успел извиниться… Ноги несут.
Сегодня все кончится, ясно понял Покровский. Его потрясывало в мелком-мелком приятном ритме на самой границе тела – снаружи не видно. Конечно, не все вообще кончится, с иконой еще возиться и возиться, но история с убийцей – хватит, пора.
Гога Пирамидин идет – выезжает в Карманов за Козловым. Покровский – для самого себя не-ожиданно – тоже решил поехать.
– Давай, – сказал Гога Пирамидин. – Я оружие взял. Интуиция.
– Даже так? – спросил Покровский и на середине своего вопроса почувствовал укол интуиции: правильно. Тоже пошел взял оружие.
Спускались вниз, Настя Кох пронеслась навстречу по лестнице – даже, похоже, не заметила коллег.
– Нервная она сегодня, – заметил Покровский.
– Опять из-за парней, – сказал Гога Пирамидин.
– Из-за каких парней? – Покровский решил, что ослышался.
– Спуталась с сержантом с «Аэропорта».
– Надо же, – пробормотал Покровский.
– А у нее другой есть, из общаги. И до этого у нее тоже было два параллельно, едва распуталась, теперь снова влипла, – сочувственно говорил Гога Пирамидин.
Покровскому странно было слышать такое про Настю Кох. Правду ли говорит Гога?
Покровский иной раз не только про себя, но и про других не понимал, шутит человек или просто прикидывается… Или прикидывается, что шутит.
По дороге Гога обмолвился, что Сережка Углов рассказывал о походе на футбол и что в следующий раз Гога хочет купить билеты и пригласить и Угловых Сережку с Наташей, и Покровского с его пацанами. Покровский сначала рассеяно ответил, что да, отличная мысль, а потом вдруг как разрезало, сверкнуло: надо же, Гога видел маленького Сережку, а значит, и Наташу, и вспомнил вдруг – не понимая, реальность вспоминает или вдруг покатилась с горы фантазия – когдатошние взгляды Гоги Пирамидина на Наташу, еще при жизни Сереги Углова.
Вот оно как. Неужели…
Прошло со дня смерти две недели всего! Ведь не может быть, что уже…
И стыд, неужели Наташа так могла поступить, и одновременно какая-то до жара в лице симпатия к женщине, которая может так быстро сбросить прошлое во имя жизни, и головокружительное ощущение вдруг бесконечной медовой неги, которую ему никогда уже не придется пережить наяву… Покровский даже и на Гогу не смотрел, пытался остановить неожиданный этот поток.
Или все же померещилось?
В Карманове первым делом прикатили в местную милицию. Там удивились. Дескать, только-только сообразили, что дело нечисто, а вы уж тут как из табакерки.
