– Помни, с кем говоришь, дуреха! – рявкнула она дочери и, прищурясь, посмотрела на меня. – Чего ты хочешь, Целительница?!
Я задумчиво рассматривала ауру этой когда-то бесспорно красивой женщины. Обманутая, брошенная, ненавидящая всех вокруг, кроме единственной дочери. Да она была только счастлива, когда вернувшаяся беглянка попросила ее приворожить прежнюю симпатию. Но приворот его не взял, тогда настала очередь «разлучницы».
– Сними порчу и поклянись впредь этого не делать, – сурово потребовала я.
Равелла ошеломленно глядела на мать, похоже, ей было в диковинку, что кто-то смеет диктовать Шаритте условия.
– А то, что? – скривилась молодуха.
Я ухмыльнулась.
– Согласно действующему законодательству, порча попадает под статью «о нанесении особо тяжкого вреда здоровью». И карается смертью. «Через повешенье или сожжение на усмотрение хозяина местных земель», – процитировала я.
Мать и дочь переглянулись.
– Это земли короля. А до столицы далеко. Пока суд да дело, – насмешливо протянула Равелла, незаметно, как ей казалось, поигрывая пальцами возле рукояти ножа.
Шаритта треснула дочь по руке, и я одобрительно кивнула.
– Твоя мать недобрая, но умная женщина, – спокойно констатировала я. – И в отличие от тебя сообразила: кто я.
– И кто же? – испепеляя меня ненавидящим взглядом, прошипела молодица.
– Принцесса рода Ок’Мена, – насмешливо представилась я. – Так что это и мои земли. И я имею полное право вершить на них правосудие.
Старая ведьма уперлась в меня тяжелым взглядом.
– А что мне мешает нарушить свое обещание потом, когда тебя здесь не будет?! – прищурясь, хмыкнула она.
– Совесть, которую я разбудила в твоей душе, – заговорчески подмигнула я ей. – Она слишком долго спала, бедняжка. Пора бы ей поработать, – сладко улыбнулась я.
Шаритта ошарашено прижала руки к груди, глаза ее забегали, из горла вырвался стон.
– Мама, что с тобой? – испуганно затеребила ее Равелла.
– Тоже самое, что и с тобой, – сурово вынесла я ей приговор. – Ты замыслила против воли привязать к себе человека, в рабство его обратить. И ради этого не побрезговала убийством. Детей осиротить – тебе пустяком показалось, лишь бы желаемое получить.
Лицо молодой женщины перекосилось от ненависти.
– А меня кто-нибудь пожалел?! – сдавленно прорычала она. – Когда лихие разбойники в лесу ограбили, еле удрала от них, снасильничать не успели. А в столице хозяин трактира каждым куском хлеба попрекал, когда подавальщицей работала. Мало того, сыночек его жениться обещал, да попользовался и бросил. Никто мне не помог, никто не пожалел. С чего тогда мне-то добренькой быть?!
Я неприязненно смотрела на нее.
– Захвалила тебя матушка в детстве, – поморщилась я. – Ты ведь, наверное, думала: вот как в столицу заявлюсь, так все двери передо мной и откроются, все высшее общество знакомство за честь почитать будет, король к воротам выйдет встречать. Так, что ли?! Ты уж, извини, но в каждом селе своя красавица-Равелла имеется, а королевство у нас большое, не набегаешься к воротам. А если ты что-то о себе возомнила, так это благодаря любви материнской, да увереньям ее в твоей неотразимости. Люди-то чем виноваты?! Что дел своих не бросили, чтобы хороводы вокруг тебя водить?! Вот и получается, сама ты в мир большой ушла, похвалиться собой хотела, никто тебя не гнал, а теперь виноватых ищешь, – фыркнула я.
Равелла в ступоре смотрела мне в рот. Похоже, ей и в голову никогда не приходило обвинять себя в собственных несчастьях. Все вокруг были виноваты, только не она.
Шаритта меж тем злобно сверлила меня глазами.
– Одно скажи, Целительница, почему приворот мой не удался? Все ведь правильно сделала. Ушел бы этот Юлис к Равелле моей, и все шито-крыто, не докопалась бы ты.
Я покачала головой.
– Не ушел бы. Ты когда-нибудь про «Истинную любовь» слышала? – знахарка недоверчиво кивнула. – Так с чего ты взяла, что она только в сказках бывает?! Если у тебя не срослось, значит, и нет ее вовсе?!
Шаритта в ужасе округлила глаза.
– Как же я не догадалась?! – простонала она.
Дочь потеребила ее за рукав.
– О чем, о чем не догадалась?
Старая ведьма обреченно вздохнула.
– Да, права ты, Целительница, что совесть мне подарила. Свою-то я придушила давно. На «Истинную любовь» руку подняла. Разуверилась в ней, потому и не признала.
Она тяжело встала и, поклонившись, глухо произнесла:
– Я сейчас же сниму порчу и клянусь, что до последнего вздоха не помыслю о подобном.
Дочь ошеломленно взирала на мать. А я догадалась, что задумала Шаритта.
– Не советую, – пристально глядя на нее, прошептала я. – Но это твоя жизнь.
– Да, – мрачно кивнула старуха. – И моя смерть.
Я развернулась и вышла. Мне нечего было ей сказать.
Люк ждал меня на крыльце.
– Мелисса, что с тобой? – он схватил меня за руку, заглядывая в глаза. – Ты пахнешь обреченностью и болью. И правотой. Не знаю: как, но все вместе.
Я прижалась к нему.
– Все так и есть. Я разбудила совесть в старой ведьме. И она теперь сама себе и судья, и палач. Пойдем отсюда.
Он обнял меня за плечи, и мы пошли к соседскому дому.
– Все будет хорошо, – успокоила я взволнованного хозяина. – Завтра твоя жена проснется.
Он начал, было, благодарить, но я лишь устало улыбнулась ему и повернулась к Люку.
– Мне бы купель, – смущенно попросила я. – А то, будто в грязи вывалялась.
Я лежала в теплой воде и плакала. Сколько же на свете боли и ненависти?! Сколько всего мне еще придется увидеть, почувствовать, через сердце пропустить?! Нелегка ты, доля Целительницы! Но раз уж взялась, неси. Я вытерла слезы. Хватит! Я поступила правильно, обратной дороги нет. Значит, пойдем вперед. Я вылезла из купели и вытерлась полотенцем. Ой, время уже к вечеру, поздно выезжать.
Когда я появилась в коридоре, Люк, сидевший на корточках у двери, вскочил.
– Ты как, в порядке? – обеспокоенно спросил он.
Я пожала плечами.
– Еще не совсем, но уже лучше, чем было, – заверила я. – Только кушать очень хочу.
Мы спустились в зал, где застали всю нашу команду в нетерпении ожидающую нас. Наемники вопросительно уставились на меня.
– Ну, что смотрите, – смущенно проворчала я. – Порча это была. Ведьма соседская решила дочке своей чужого мужа приворожить.
Парни хмуро переглянулись.
– Не вздумайте, – я взглядом пригвоздила Актиуса к стулу. – Само все разрешится.
