Такое сочетание особенностей среды означает, что исторически жителям полуострова было трудно выращивать достаточное количество зерна, чтобы сделать его основной составляющей своего рациона, а многие древнегреческие города-государства жили под постоянной угрозой голода или дефицита пищи. Однако климат Греции прекрасно подходит для производства вина и оливкового масла, а также для разведения стад овец и коз, а всем этим можно торговать, обменивая на заморские пшеницу и ячмень
[271].
Одновременно с возникновением в некоторых греческих городах-государствах первых в мире демократий – в самом начале I тысячелетия до н. э. – их население выросло настолько, что уже не могло прокормиться за счет местных продуктов земледелия. Поэтому греки стали искать в Средиземноморье другие земли, чтобы обеспечить себя жизненно необходимым зерном. Спарта, Коринф, Мегара и их союзники отправляли свои корабли за зерном на запад. Была колонизирована Сицилия – теперь можно было пользоваться всеми преимуществами плодородных вулканических почв вокруг Этны
[272]. Другая группа союзнических городов-государств вокруг Эгейского моря, в том числе процветающий город Афины, колонизировали славившиеся своим плодородием долины Днепра и Буга вдоль северного побережья Черного моря в самой западной оконечности евразийских степей (к этому региону мы вернемся в главе 7)
[273]. Чтобы попасть туда, греческим судам приходилось проплывать два очень узких пролива между Эгейским и Черным морем: сначала они шли через Геллеспонт, «Греческий мост», который теперь называется Дарданеллы, в маленькое Мраморное море, а оттуда через еще более узкий Босфор – в Черное море
[274].
На зерне, ввозимом из заморских житниц, население Греции выросло, и соперничество между двумя союзами городов-государств, сплотившимися с одной стороны вокруг Афин, а с другой – вокруг Спарты, стало обостряться. В конце концов в 431 году до н. э. это привело к опустошительной Пелопоннесской войне. Она бушевала почти 30 лет, и обе стороны пытались захватить контроль над морскими путями, но в итоге Афины проиграли – и их погубила именно зависимость от импорта зерна по торговым путям из Причерноморья, оказавшаяся фатальным слабым местом. Спартанцы поняли, что не обязательно нападать прямо на Афины, достаточно перекрыть им коммуникации. В 405 году до н. э. они собрали весь свой флот и нанесли решительный удар, дождавшись середины лета, когда особенно много афинских судов готовились доставить свой драгоценный груз с берегов Черного моря, пока осень не вступила в свои права и бури и пасмурная погода не прервали морское сообщение
[275]. Спарта обрушилась на афинский флот в битве при Эгоспотамах, прямо в узком проливе Геллеспонт, и уничтожила его практически полностью, потопив или взяв в плен более 150 кораблей. Захватив контроль над этим важнейшим морским проходом на пути из Черного моря, спартанцы даже не попытались добить врага, напав непосредственно на Афины: они понимали, что ледяное копье голода причинит гораздо больше бедствий, чем копья в руках армии гоплитов. У Афин не осталось выхода, кроме как пойти на мирное соглашение на унизительных условиях, утратив остатки флота и все свои заморские территории.
Пелопоннесская война – прекрасный пример огромного значения географии морей и уязвимости жизненно важных морских маршрутов в узких проходах. Зачастую захватить подобные стратегические проливы и, следовательно, контролировать доступ соперника к заморским ресурсам оказывается не менее важно, чем контролировать территории на суше, и это определяет исход войн и судьбы целых цивилизаций. В контроле над морскими путями между Средиземным морем и Атлантическим океаном участвовал, помимо узких Босфора и Дарданелл, и Гибралтарский пролив – тонкий язычок моря между Иберийским полуостровом и побережьем Танжера. Именно он создал условия для Трафальгарской битвы между Королевским флотом Великобритании и союзническими силами Франции и Испании в 1805 году.
Важнейшую роль в мировой истории сыграли и другие проливы. Когда европейские мореходы в начале XV века вошли в Индийский океан – первыми это сделали португальцы, а затем испанцы, голландцы и британцы, – они попытались захватить целый ряд узких мест, чтобы контролировать весь регион океанической поверхности Земли.
Как мы уже видели, торговлю между Египтом, Ближним Востоком и Индией несколько тысяч лет обеспечивали два главных морских пути – проходы через Красное море и через Персидский залив. Они связаны с открытым Индийским океаном узкими проливами – Баб-эль-Мандебским и Ормузским. А из Индии торговые маршруты к крупным перевалочным портам на островах Ост-Индии тянулись через Малаккский пролив. Для купцов, столетиями ходивших по Юго-Восточной Азии, море было общественным достоянием, обширной зоной свободной торговли для всех. В портах взимали пошлины, приходилось постоянно остерегаться пиратов, однако никто не опасался нападений чьих-то военных флотилий на иностранные суда в открытом море. Но у европейцев были совсем другие настроения, порожденные многовековым опытом военных операций в Средиземном море и Северной Атлантике. Колониальные державы намеревались захватить власть над торговыми сетями и обеспечить себе монополию. С этой целью они строили крепости, чтобы защищать ключевые порты, и патрулировали воды с помощью своих военных кораблей, подавляя конкурентов агрессивными методами. А главное – они попытались захватить проходы Баб-эль-Мандеба, Ормуза и Малакки, чтобы оставить возможность морских путешествий только для своих собственных кораблей и контролировать торговлю по всему Индийскому океану – а для этого только и требовалось, что забрать себе всего несколько критических точек в географии морей
[276].
Узкие морские проходы в полной мере сохраняют свое стратегическое значение и в наши дни. Только теперь им придает огромный вес не торговля пряностями, а роль в транспортном сообщении или участие в каких-то еще глобальных процессах. Сегодня почти половина тоннажа в морских перевозках отведена под нефть
[277], и для современной глобальной экономики очень важно, чтобы ее поток не иссякал и не прерывался.
