В 1994 году Titania стала пользоваться хранилищами на суше. Каждый год горнодобывающая компания закачивает в перекрытую запрудой долину 2 миллиона тонн шлама
[139]. Когда его поверхность высыхает на солнце, иногда ветер поднимает огромные облака пыли. Когда идет дождь, вода просачивается сквозь шлам. Во время химических реакций между дождевой водой и минералами, лежащими на свалке, высвобождаются такие металлы, как никель, медь, цинк и кобальт. Вытекающая со свалки вода несет с собой загрязнения в ручьи и дальше во фьорд, и этот процесс будет длиться практически вечно.
Хранящийся в океане шлам подобным образом тяжелые металлы не выделяет – и потому, что благодаря химическому составу воды минералы становятся более стабильными, и потому, что морская вода в хранилище почти не движется. Проблема хранения отходов в океане заключается в самих частицах. Очевидная сложность – в том, что морское дно оказывается закрытым, и поэтому там уничтожается все живое. Кроме того, самые мелкие частицы, закачиваемые во фьорд, сразу же на дно не осядут. Если вместе с течением их понесет дальше, за пределы фьорда, проблемы у живых существ возникнут на более обширной территории. Мелкие частицы могут попасть в жабры к рыбам, а из-за осадка вода потемнеет, и в результате изменится вся пищевая цепочка.
Когда добыча прекратится и шлам просто останется лежать, возможно, на дно фьорда вернутся живые существа. Однако даже через 30 лет хранилище отходов сильно влияет на Йёссингфьорд
[140]. Сегодня ведутся споры по поводу добычи титана из горы Энгебёфьелле и хранения отходов в Фёрдефьорде. В конечном итоге обществу приходится взвешивать несколько интересов: негативное воздействие на окружающую среду от свалки на суше более приемлемо, чем от свалки в океане? Достаточно ли высока экономическая выгода добычи титана, чтобы оправдать последствия для окружающей среды, которые добыча обязательно за собой повлечет? Необходимо также спросить: продавать ли нам титан в краске сегодня или изготавливать из него импланты завтра?
Нашествие киборгов
В последние годы я перестала открывать телефонные справочники и энциклопедии, пользоваться бумажными картами, заранее договариваться с людьми о встречах, покупать билеты в кассах и автоматах, изучать таблицы с расписанием автобусов и трамваев, таскать с собой фотоаппарат, считать на калькуляторе, ходить в банк, засекать время секундомером, ставить будильник, фиксировать встречи и планы в записной книжке – со всеми этими задачами справляется маленький компьютер, всегда лежащий в моем кармане, – мой мобильный телефон. Как и многих других людей, часто меня как бы импульсивно тянет подержать телефон в руке и что-нибудь сделать – например проверить электронную почту или открыть Facebook, хотя я вполне могла бы заняться чем-нибудь другим.
Раз уж мы так сильно привязались к компьютеру, что он постоянно находится рядом с нами, стоит задаться вопросом: а нужно ли ему вообще быть за пределами нашего тела?
[141] Уже существуют крепящиеся к телу варианты – например «умные часы», которые носят на запястье. Можно купить очки, выводящие информацию прямо в поле зрения, а потому уже нет нужды склоняться над экраном. В очки встроена камера, с помощью которой вы можете в любой момент сфотографировать то, что видите. У моего кота под кожу вживлен чип, с помощью которого он открывает кошачью дверцу, а в некоторых американских компаниях у сотрудников есть возможность вживить похожий чип себе в руку, чтобы входить и выходить с работы и расплачиваться в столовой
[142]. Этот чип – крошечный компьютер с информацией, которую можно изменить с помощью электрических сигналов, идущих с внешней стороны кожи.
В человеческом теле форма электричества тоже есть. Еще с XVIII века известно, что движениями мышц управляют электрические сигналы в нервных клетках. В принципе, измеряя и контролируя их, можно исследовать и контролировать то, что происходит в теле.
Первым имплантом, использовавшимся для измерения и отправки электрических сигналов в системы тела, стал кардиостимулятор – в данном случае речь про клетки сердечной мышцы. Когда кардиостимулятор фиксирует, что сердце не бьется как положено, он посылает сигнал, заставляющий сердце биться с более ровным ритмом. Первым пациентом с кардиостимулятором стал шведский инженер Арне Ларссон, и произошло это еще в 1958 году
[143]. Хотя замена ему потребовалась уже через восемь часов, а до момента своей смерти в 2001 году он перенес 25 операций (для замены или ремонта устройства), кардиостимуляторы быстро превратились в механизмы, на которые мы действительно можем положиться. Сегодня существуют импланты сетчатки, позволяющие слепым людям видеть, импланты улитки (часть слухового аппарата человека), благодаря которым глухие люди слышат, и электроды, вживляемые глубоко в мозг и лечащие такие заболевания, как болезнь Паркинсона, хронические боли, эпилепсию, тревожность и депрессию. Эти электроды отправляют сигналы в сигнальную систему мозга и тем самым контролируют его действия. Электрические соединения, расположенные в самом мозге, бывают необыкновенно точными, но во многих случаях достаточно электродов, расположенных прямо на внутренней стороне черепа или даже снаружи на голове.
Электрические цепи также возможно подсоединить к нервным или мышечным клеткам, связанным с центральной нервной системой. Таким образом сигнальную систему можно использовать для управления механизмом, расположенным снаружи тела, например протез руки. Мозг обладает удивительной способностью учиться управлению подобными внешними механизмами. Он не зависит от тех же самых проводящих путей, которыми он управлял бы настоящей рукой. Достаточно посмотреть на искусственную руку или понять, как она двигается, чтобы мозг выстроил связи между нервными клетками, благодаря которым он сможет управлять механизмом так, словно это часть тела.
