В другой ноте (от 4 августа 1919), адресованной так называемому Верховному Совету в Париже, шведское правительство указывает, что оно надеялось, «что правительство Финляндии, которое для осуществления независимости самой Финляндии опиралось исключительно на священное право народов на самоопределение, по меньшей мере будет относиться с уважением к этому принципу и его применению к населению Аландских островов». Оно предложило плебисцит с известными гарантиями, но переговоры с Гельсингфорсом ни к чему не привели. А между тем для поддержания мира и спокойствия в северной части Европы и сохранения равновесия в Балтийском море этот вопрос имеет огромное значение…
Останавливаясь далее на географических особенностях Аландских островов с указанием, что наиболее крупный остров расположен всего в 40 километрах по воздушной лиши от шведского материка, а от Стокгольма – в 65 км, между тем как от финляндских шхер его отделяет расстояние в 80 километров со свободным проходом, именуемым Skifett в 30 км, – после целого ряда других географических данных шведская нота говорит:
«Аландские острова с незапамятных времен принадлежали к Швеции. Первыми обитателями архипелага были шведы, как это доказано археологическими исследованиями и названиями местностей. Еще задолго до завоевания Финляндии шведами Аландские острова составляли часть шведской монархии. Действительно, только в течение XII века шведы приступили к завоеванию края, известного теперь по имени «Финляндия»; постепенно этот край был завоеван, целиком колонизирован и обращен в христианство. Как известно, население Финляндии составляет ныне 3 300 000 человек, из них 340 000 – шведы, населяющие преимущественно побережье Ботнического и Финского заливов… Неоспоримо также, что за все время шведского владычества выражение «Финляндия» представляло собой наименование для владений шведской короны, отмежеванных от материка Финским и Ботническим заливами. Финляндия не пользовалась никакой автономией и не имела никакого самостоятельного народного представительства; наравне с другими шведскими областями она была представлена в общешведском риксдаге; она управлялась на тех же началах, что и другие владения шведской короны…
Финляндия вообще никогда не существовала как самостоятельная политическая концепция до 1809 года, когда император Александр I для облегчения ее присоединения к России дал ей широкую автономию и создал Великое княжество Финляндское, которое до тех пор было только титулом среди многих других титулов шведской короны…
* * *
Финляндские шовинисты, обосновывавшие впоследствии свои притязания на Восточную Карелию с ее преобладающим русским населением именно «историческими правами», едва ли будут польщены последним замечанием этой ноты; обрадуются, напротив, их русские единомышленники-монархисты, ибо – подумайте только: российские цари не только не душили самостоятельности Финляндии, которой никогда не существовало, но, наоборот, эту самостоятельность (автономно) ей даровали motu proprio
[12]…
* * *
Но есть в этой ноте и другие ценные данные, относящиеся к эпохе правления Керенского и почему-то скрытые тогдашним министром иностранных дел Терещенко от общественного мнения России, к вящему удовольствию архиваров бывшего Певческого моста.
Оказывается: «Сейчас же после первой русской революции (Февральской) и задолго до того, как Финляндия в результате большевистского Октябрьского переворота провозгласила свое отделение от России и независимость, – на Аландских островах возникло общее народное движение в пользу их воссоединения с Швецией. Уже 7 августа 1917 года выборные делегаты со всех островов образовали общее народное представительство, которое немедленно выделило из своей среды особую депутацию для отправки в Стокгольм с целью сообщить шведскому королю и правительству о пламенном желании аландцев воссоединиться с матерью Швецией…»
Почему этот факт был скрыт Керенским от русского общественного мнения? Помню (я заведовал тогда иностранным отделом «Русской воли», во главе которой стоял Леонид Андреев), в те дни в Петрограде действительно существовала какая-то тревога в отношении Швеции; из правительственных кругов распространялись слухи, что Швеция «что-то» готовит в связи с германским наступлением на Ригу. Я не придавал этим слухам значения, ибо никогда за все время войны основной курс шведской политики не был так ясен, как в ту пору: ярый антантофил социал-демократ Брантинг в результате парламентских выборов сделался главным советником короны… Но так как слухи росли, а телеграммы моих стокгольмских корреспондентов стали поступать с большими цензурными искажениями, я счел нужным обратиться к «первоисточнику» – М. И. Терещенко. Но тогдашний российский Биконсфильд продержал меня около получаса пустым бессодержательным разговором на тему о затруднениях, которые ему чинит Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов своей самостоятельной внешней политикой и форсированным созывом Стокгольмской Социалистической конференции, о главном же – о Швеции – он «забыл» сказать что-либо определенное или просто скрыл от меня правду. А ведь правда эта не была вовсе столь страшная для отечественного патриотизма: население Аландских островов стремилось к отделению от России. Но мало ли кто самоопределялся у нас в те дни?..
* * *
Есть, наконец, в обсуждаемой здесь шведской ноте еще одна страница, имеющая актуальный характер не только для Чичерина, но и для того, кто завтра займет его пост. Нота говорит:
«Союзная Балтийская Комиссия находит возражение против немедленного решения вопроса об Аландских островах в том факте, что данный вопрос затрагивает также Россию, которая, однако, в данную минуту лишена голоса. Шведское правительство абсолютно не оспаривает эту точку зрения и находит желательным решить Аландский вопрос при участии России. Но если бы речь шла о кратковременной отсрочке, то вопрос без ущерба для дела мог бы быть отложен. Однако все заставляет думать, что еще много времени пройдет, прежде чем восстановление России станет совершившимся фактом… С другой стороны, трудно представить себе, чтобы вопрос о суверенитете над Аландскими островами стал жизненным вопросом для России. Правительство адмирала Колчака (заметьте: нота написана в начале августа 1919 года, т. е. тогда, когда Колчак подходил к Казани!) едва ли станет отстаивать российский суверенитет над Аландскими островами, которые, раз Финляндия объявлена независимой, уже лишены всякого контакта с Россией… Что касается нейтрализации островов, ясно, что Россия как Балтийская держава имеет здесь свои интересы. Так как Аландские острова представляют собой превосходную военно-морскую базу, то владение ими, в чьих бы руках оно ни находилось, может вызвать серьезные опасения у других Балтийских государств или стать предметом серьезных неудобств. Вот почему королевское правительство не возражает против нейтрализации островов с исчерпывающими гарантиями»…
* * *
Такова была тогда основная точка зрения Швеции. Впоследствии ее аргументировал с большим дипломатическим искусством вождь шведской социал-демократии Яльмар Брантинг, съездивший в Париж в качестве шведского делегата на диспут с финляндцами перед юридической комиссией Лиги Наций. Когда те в ряде нот, крайне неудачно составленных, стали утверждать, что требования Швеции о предоставлении аландцам права на самоопределение или о решении этого вопроса Лигой Наций является вмешательством во внутренние дела Финляндии, ибо острова, мол, испокон веков составляли интегральную часть Финляндии и как таковые с момента провозглашения независимости Финляндии от России автоматически вновь входят в суверенную исключительную государственно-правовую компетенцию Финляндии, – на эти возражения финляндцев Брантинг отвечал:
