По моем приезде полковник Пермикин доложил мне о произведенных им арестах. Я отдал приказание, чтобы генерал-майор Балахович явился ко мне, но это приказание уже не застало его дома. Между тем поступило донесение, что генерал-майор Балахович вышел из дому и разъезжал по городу. Оказалось, что генерал-майор Балахович заявил прапорщику гражданину Шувалову, оставленному при нем, что полковник Пермикин разрешил ему проститься с войсками. Не допуская, что генерал может сказать неправду, гражданин Шувалов не считал возможным ему не доверять и поэтому согласился сопровождать его в поездке по городу. Встречаясь с воинскими частями, генерал-майор Балахович говорил с ними, увещая их служить и сражаться храбро. Затем генерал-майор Балахович выехал за город и приказал гражданину Шувалову, сопровождавшему его, направиться назад в город. Сам же генерал Балахович отказался вернуться.
За генералом Балаховичем был послан в автомобиле его родной брат, подполковник, которому не удалось нагнать его. Посланные другим путем за ним разъезды, чтобы передать ему мое приказание вернуться, нагнали генерала, но приблизиться к нему не могли, так как генерал-майор Балахович стал угрожать открытием огня и громко заявил, что он ничьих приказаний не исполняет и никого не признает. Разъезды вернулись, так как им было приказано не свершать никакого насилия.
Вечером 23 августа генерал-майор Балахович прислал мне угрожающую записку такого содержания, что если будут расстреляны чины его штаба, то он повесит всех тех, кто разоружал войска, действующие против большевиков.
Около генерал-майора Балаховича к настоящему времени собралось не более 150 человек, составившихся из личной его сотни и литовской и польской сотен, причем 28 человек из литовской сотни, направляющихся к генерал-майору Балаховичу, были остановлены по пути к нему. Подполковник Генерального штаба фон Прюссинг отказался исполнить мое приказание им вернуться. Узнав истинную причину ухода генерал-майора Балаховича, означенная часть литовской сотни вернулась и присоединилась, согласно распоряжению полковника Пермикина, к Талабскому полку».
Спустя несколько дней появилось несколько приказов главнокомандующего по армии, из которых приведем следующие:
22 августа 1919 года № 19
Гор. Нарва
§ 1.
Предписание мое генерал-майору Булак-Балаховичу вступить во временное командование 2-м Стрелковым Корпусом – считать недействительным.
§ 2.
Несмотря на неоднократные напоминания и увещания относительно злоупотреблений, допускаемых чинами Штаба генерал-майора Булак-Балаховича, ко мне продолжают поступать жалобы и прошения в большом количестве. Из этого усматриваю, что генерал-майор Булак-Балахович или не желает прекратить беззаконное действие своих подчиненных по отношению к мирному населению, или не в силах это сделать, поэтому приказываю:
Полковнику Пермикину, командиру 3-го Стрелкового Талабского полка, взяв в свое распоряжение полки: Конно-Егерский, Семеновский и Талабский, две конных батареи, три бронепоезда и две бронемашины – арестовать в городе Пскове чинов Штаба генерал-майора Булак-Балаховича, замешанных в беззаконных действиях, весь состав личной сотни генерал-майора Булак-Балаховича и представить их в мое распоряжение для расследования и предания суду виновных. Полковнику Пермикину подчинить себе все полки и части, входящие в состав Стрелкового корпуса. Командирам частей беспрекословно исполнять приказания полковника Пермикина как исходящие лично от меня. В случаях неисполнения какого-либо приказания виновный в нарушении этого будет предан военно-полевому суду.
Главнокомандующий, генерал от инфантерии
Юденич
§3.
24 августа 1919 года. № 20. Город Нарва
Генерала Булак-Балаховича исключить из списков армии и считать бежавшим.
Приказ этот прочесть во всех ротах, эскадронах, сотнях, батареях и командах.
Генерал от инфантерии Юденич»
Как видно из приказа № 18 § 2, Юденич ожидал серьезного вооруженного сопротивления со стороны частей Булак-Балаховича и поэтому снарядил в Псков военную экспедицию в составе нескольких пехотных полков, кавалерии, артиллерии и даже бронированных поездов. К счастью, дело обошлось без кровопролития. Балахович просто бежал во главе нескольких оставшихся ему преданными сотен и перешел на участок фронта (юго-восточнее Пскова), который занимали эстонские войска и на который, следовательно, власть Юденича уже не распространялась. Там он и остался до конца кампании и даже умножил свои ряды, продолжая все время пользоваться широкими благоволением эстонских военных кругов и, к сожалению, также правительства.
Но он не покорился судьбе. Через месяц с лишком после описанных здесь событий, узнав от своих агентов, сидевших в эстонском штабе и администрации, что Юденич почти без охраны едет в экстренном поезде из Ревеля в Нарву (Северо-Западная армия делала тогда последние приготовления к удару на Петроград), Булак-Балахович покинул во главе особенно преданной ему конной сотни занимаемый им у эстонцев участок фронта, наиболее близкий к железнодорожной линии Ревель – Нарва, и попытался было захватить главнокомандующего «живьем». Однако в последнюю минуту это «предприятие» не удалось: эстонцы предупредили Юденича, из Нарвы навстречу выступили войска.
Второй раз «батько» был счастливее. Но это случилось уже значительно позже, когда поход Северо-Западной армии на Петроград уже был ликвидирован и Юденич уже укладывал чемоданы, чтобы переехать из Ревеля в Париж вместе с генералами Глазенапом, Владимировым и приехавшим за ними Г. А. Алексинским на единственно сохранившемся от флота Северо-Западной области стареньком утлом миноносце «Китобой».
Случилось это следующим образом.
В ночь на 28 января небольшая группа вооруженных людей во главе с уволенными от службы бывшим прокурором Северо-Западной армии Р. Ляхницким проникла в гостиницу «Коммерс», где жил Юденич, и объявила от имени Балаховича, что Юденич арестован и должен следовать за ними.
Замечательно, что ни Юденич, ни бывший тут же генерал Глазенап и многочисленные адъютанты даже не попытались оказать сопротивление. Плененный Юденич под конвоем был отвезен на вокзал, посажен в вагон, прицепленный к товарному поезду, и увезен по направлению на Юрьев.
Происшествие вызвало «сенсацию», причем эстонская газета «Пявалехт» писала, что в карманах Юденича были найдены бомбы и что он перевел за границу значительную часть имущества и денег Северо-Западной армии…
Первоначально сообщалось, что в аресте Юденича принимали участие и эстонские власти. Но все это было неправдой или почти неправдой. «Бомб» у Юденича не было, деньги Северо-Западной армии, по свидетельству генерала Краснова, и раньше находились в иностранных банках за границей.
Известие об аресте Юденича дошло до английской миссии, потребовавшей его освобождения. Утром на другой день на станции Тапса Юденич был освобожден от почетных конвоиров Балаховича и привезен в Ревель, где его водворили в помещение английского генерального консульства. Эстонское правительство впоследствии опровергало участие своих агентов в этом деле, объясняя, что безучастность и даже частичное содействие отдельных эстонских чиновников было вызвано тем, что «и раньше подобные случаи происходили, и были внутренним делом Северо-Западной армии». Эстонцы также заверяли, что они сами, без давления англичан, распорядились освободить Юденича в Тапсе. Задача Балаховича заключалась в том, чтобы захватить Юденича в плен и содержать его в укромном месте под стражей до тех пор, пока он не даст приличного его чину и званию выкупа. Статьи на эту тему печатались после неудачи ареста в газете Балаховича «Верный путь» с целью обосновать «идеологию» предприятия. Сам Балахович после выяснения своей неудачи не спеша уехал из Эстонии при предупредительном безразличии властей. Никто из виновников самочинного ареста, ни Балахович, ни его сподвижник Ляхницкий, и поныне подвизающийся в Ревеле, к суду привлечены не были и никакой кары не понесли.
