В доказательство этой политики Лондона приведем попутно следующий на первый взгляд малоубедительный факт из области хроники тех дней.
Во второй половине августа крейсировавшая в Финском заливе английская эскадра адмирала Кована выделила вдруг из своего состава ряд мелких быстроходных мониторов и бросила их на Кронштадт, т. е. на большевистский флот, причем одному из мониторов удалось даже ворваться в порт, где он и пустил ко дну один большой крейсер, а другой серьезно повредил.
Все это было проделано точно под шумок, как «самооборона», ибо чуть ли не за неделю до того на запрос в палате общин о задачах английского флота в Финском заливе Ллойд Джордж или кто-то из его ближайших сотрудников ответил, что этот флот только охраняет «безопасность» балтийских берегов и в активно-наступательном отношении решительно ничего не предпринимает…
В Ревеле же этот наскок на Кронштадт с его блестящим успехом произвел впечатление; «патриоты» радостно завопили: «Красный» флот подорван, силы большевиков умалены!..»
Но довольным, не в меру довольным, оказался Ллойд Джордж: «на всякий случай» из состава будущего русского флота выбыли две крупных единицы…
И заметьте следующее: в августе, когда на сухопутном фронте у Петрограда царила тишина, а в Кронштадте в связи с майским восстанием матросов большевистское морское командование не смело даже мечтать о выходе флота в море с боевыми задачами, теперь в августе английская эскадра могла позволить себе роскошь напасть на кронштадский флот и нанести ему чувствительный урон; в октябре же, когда Юденич подходил к самому Петрограду и десяток-другой английских тяжелых снарядов по кронштадским батареям, в частности по знаменитой Красной Горке, должны были, несомненно, решить участь кампании, – о, тогда, в октябре, это называлось в Лондоне «вмешательством» и английской эскадре был дан приказ только стоять, смотреть, но ничего не предпринимать.
Так оно и было. Английский флот абсолютно бездействовал, несмотря на данное раньше категорическое обещание выступить активно, «как только Северо-Западная армия двинется с места». Эстонцы последовали примеру «старших» и в последнюю минуту тоже воздержались от поддержки левого фланга Северо-Западной армии, действовавшего в районе Петергоф – Стрельна…
* * *
Но вернемся к вопросу о конвенции.
Она не была подписана, но из частных бесед с эстонскими министрами, в частности с буржуазными элементами, Северо-Западное правительство стало выводить заключение, что в нужную минуту эстонская армия все-таки поможет, ибо эстонцы столько же, сколько мы, заинтересованы в том, чтобы возможно скорее вырвать Петроград из рук большевиков и таким образом обезвредить висящий над ними дамоклов меч. Было ясно, во всяком случае, что вторую зиму эстонцы воевать не станут, для этого у них нет ни материальных средств, ни необходимого народного энтузиазма. Они либо поддержат силой Северо-Западную армию, когда та сдвинется с места с шансами на успех, либо заключат мир с Советской властью, если Северо-Западная армия не окажется готовой к наступлению до осени или когда поход Юденича на Петроград кончится поражением. Отсюда – повелительный долг для Северо-Западного правительства и русского военного командования спешить с подготовкой наступления.
Нужно отметить при этом, что Юденич, который как военный прислушивался только к голосу эстонского главнокомандующего генерала Лайдонера и чинов его штаба, совершенно игнорируя общественные настроения эстонцев, неоднократно высказывал уверенность, что как только он, Юденич, сдвинется с места, «эстонские винтовки сами начнут стрелять против большевиков и постепенно вся эстонская армия будет вовлечена в поход». Но он только отчасти был прав. В эстонской армии действительно настроение было тогда боевое, особенно в офицерском корпусе, составленном преимущественно из бывших русских кадровых офицеров эстонской национальности или из молодых офицеров военного производства – бывших студентов и представителей либеральных профессий. Но эта армия в массе благодаря разумной демократической политике твердо находилась в руках правительства, и о каком-нибудь военном финальном высказывании при данных условиях не могло быть и речи.
Впрочем, тогдашнее эстонское правительство более или менее открыто высказывалось о своих намерениях. Поска, например, о котором мы выше уже упомянули, в качестве министра иностранных дел и фактического главы правительства неоднократно говорил тогда членам Северо-Западного правительства, в частности М. С. Маргулиесу, с которым его связывала давнишняя дружба по Петрограду: «Спешите с подготовкой наступления, и мы вас поддержим. Но знайте, что все должно быть сделано до ноября, ибо позже мы уже не сумеем уклониться от мирных переговоров с большевиками. Воевать вторую зиму нам не по силам».
В пояснение этих откровенных речей Поски надо помнить, что в ту пору эстонское правительство уже имело в своих руках официальное мирное предложение большевиков, скрывавшееся до поры до времени от общественного мнения. Чичерин обратился к эстонцам с этим предложением чуть ли не на второй день после образования Северо-Западного правительства. Это был первый мирный шаг Москвы. Оно было послано по радио; в том виде, как Поска конфиденциально ознакомил меня тогда с его содержанием, оно гласило:
«Несмотря на то, что Ревельское правительство под давлением союзников, удовлетворяя лишь их интересы и вопреки интересам эстонского народа, до сих пор производит вместе с русскими белогвардейскими бандами против Российской Социалистической Федеративной Советской Республики военные операции в Петроградской и Псковской губерниях, – Советское правительство обращается к нему, взяв обратно сначала Ямбург, а потом и Псков, с предложением приступить к мирным переговорам, целью которых явилось бы определение границ Эстонского государства, нейтральной зоны между русскими и эстонскими войсками, установление контроля в нейтральной полосе и разрешение других отдельных вопросов в прямой связи с признанием независимости Эстонской Республики со стороны России.
Последняя надеется в ближайшем будущем получить от Ревельского правительства предложение относительно места и времени для начала переговоров, тем более что Ревельское правительство само должно ясно понимать, что если после предложения мира со стороны Р. С. Ф. С. Р. Ревельское правительство все-таки будет принимать участие в военных операциях против нее, следуя указаниям союзников, которые готовятся к наступлению против Советской республики, тогда Ревельское правительство должно принять на себя ответственность за последствия своего военного наступления, и если советские войска при своем наступлении будут руководствоваться только военными соображениями, то причины этого зависят только от действий ревельского правительства. Прошу скорого ответа и точных указаний, которые дали бы возможность сразу приступить к мирным переговорам.
Народный комиссар иностранных дел Чичерин
№ 1175»
«Московскому комиссару иностранных дел.
В ответ на вашу телеграмму честь имею сообщить, что военные действия между Эстонией и Р. С. Ф. С. Р. были вызваны вторжением русских военных сил в пределы Эстонской республики, и война между борющимися сторонами вследствие военных действий была перенесена на русскую территорию не из-за каких-нибудь аннексионистских целей эстонского народа, но единственно ради самозащиты; поэтому, если Р. С. Ф. С. Р. готова начатую с ее стороны без всякой причины войну окончить, то со стороны республиканского правительства нет никаких препятствий для приступления к переговорам и к определению взаимоотношений между обеими республиками в будущем. Республиканское правительство предлагает к упомянутым переговорам приступить в городе Пскове и полагает, что их можно бы начать 10 сентября сего года. Прошу ответа и сведений относительно распоряжений для пропуска эстонской делегации через фронт».
