Говорю:
– Ребят, я не выживу на такие деньги, я давно получаю другие деньги. Я снимаю квартиру, я себя полностью обеспечиваю.
Они говорят:
– Ты никто, звать тебя никак, и больше тебе платить не будут.
Я говорю:
– Дайте мне подумать.
И я ушла думать. И в течение вечера все думала: чтобы программа стала популярной, столько ниточек должно сойтись. Это какая-то такая магия.
В общем, я согласилась.
Заканчивались съемки, я ложилась вот так плашмя, где была, и спала, потому что это было очень сложно, и в профессиональном плане, и это сейчас я могу начать программу хоть здесь. Только тему задай. Но тогда было очень тяжело, и нужно было опыт набирать, нужно было столько всего. И плюс ко всему я сама красилась, сама придумывала себе образ, сама причесывалась, сама подбирала себе одежду, сама за ней ездила.
Сейчас я горжусь тем, что я сделала. И я это сделала сама.
Елена Летучая в программе «Эмпатия Манучи»
Более того, подписывая контракт на эти «огромные суммы», звезды эфиров часто попадают в кабальные условия, потому что они фактически продают всего себя и про заработок на стороне или другие проекты не может быть и мысли. По большему счету, жизнью почти любой звезды рулит продюсер, человек, который, как правило, стоит в тени. Он не публичен, редко мелькает в светской хронике, но он берет заказы и распределяет гонорары. И часто зарплата звезды – не первая статья расходов.
У нас был такой контракт, что мы просто не имеем права без них ничего делать. Корпоративы, все остальное – только то, что было от «Камеди». И причем так: позовут – не позовут, выберут – не выберут.
Соответственно, ты попадал туда или не попадал. И опять же, в зависимости от твоих отношений с концертным директором все решалось. Тогда им был Алексей Новацкий, сложный для меня человек.
Поссорилась с продюсером – все, не попадаешь на корпоратив. А корпоративы были разные: и чудовищные, и шикарные. Но с тех пор я всю эту корпоративную деятельность не люблю.
Хотя иногда были нормальные гонорары, иногда – копейки. Однажды я у знаменитых людей отработала новогодний корпоратив за 40 000 рублей. Для новогодних тарифов – это просто мизер.
Это не 15–20 000 евро, столько стоили те, кто работал со мной в кадре. Это спасибо продюсеру.
Наталия Медведева в программе «Эмпатия Манучи»
Но если артисту удается заработать, он все равно скорее всего предпочтет как-то обойти этот разговор. И здесь кроется парадокс: люди хотят богатства, денег, но поскольку в нашей стране нет культуры демонстрации благосостояния, они его прячут. У нас скрывают свою недвижимость, какие-то бонусы, свои счета.
В Америке или Европе проще:
– У меня своя квартира, я ее заработал.
У нас, если девушка едет на дорогой машине, все кругом не думают, что она сама заработала. Все думают совсем другое – вы прекрасно понимаете, о чем я. Поэтому люди стесняются показывать свой успех.
Да и они просто боятся, потому что аферистов кругом – тьма. Помню, прекрасная вдова Олега Табакова, артистка Марина Зудина, рассказывала, как Олег Павлович перед смертью лишился 10 миллионов долларов со счета. Какой-то человек обманом заставлял его подписывать какие-то бумаги и все деньги ушли из семьи.
Поэтому я никогда не спрашиваю напрямую:
– Сколько ты зарабатываешь?
Это нетактичный, хамский вопрос, будто я лезу в чужой кошелек.
Но однажды я спросил Юрия Стоянова:
– «Городок» сделал вас богатым человеком?
И он просто сказал:
– Да.
Люди хотят богатства, денег, но поскольку в нашей стране нет культуры демонстрации благосостояния, они его прячут.
Раздел 2
О борьбе с самим собой и не только
Глава 7
Мечты о славе: благими намерениями на эшафот
Практически у всех героев есть история, которая закалила их характер. Одни сами устраивали себе проверку на прочность – через вседозволенность к страшным зависимостям. Другие получали испытание из рук каких-то других, может, внеземных сил. И я хочу об этом поговорить.
Тяжелые и трудно излечимые болезни – тоже довольно закрытая до недавних пор тема. Сегодня есть фонды помощи, хосписы, организации, куда можно обратиться с надеждой на жизнь. А раньше – темный дремучий лес и почти полное отсутствие какой бы то ни было информации. Мне страшно думать о том, что чувствовал человек 20–30 лет назад, которому впервые озвучили его диагноз.
Хотя несмотря на то, что сегодня большой выбор: к какому врачу обратиться и где проходить курс лечения, – все равно страшно узнать о том, что ты болен, сложно принять это.
Почему я? Что делать? Стоит ли рассказывать об этом близким?
И снова мы упираемся в тему доверия, когда человек задумывается: а может, все-таки лучше не говорить, чтобы не расстраивать и не тревожить? И если он встает на этот путь – из лучших, конечно, побуждений – он берет все бремя борьбы на себя. И тогда близкие, родные, любимые не смогут оказать ему той поддержки, которая бы очень пригодилась.
Но я понимаю звезд. Когда беда касается известного человека, журналисты слетаются словно коршуны – сенсация! Еще с фотоаппаратом подловят так, что на снимке вы будете выглядеть максимально отвратительно, после чего приложат фотографию к сопроводительному тексту совершенно левого эксперта о том, какая выживаемость при данном диагнозе. «Друга семьи» тоже вовлекут в авантюру, и он обязательно передаст прессе инсайдерскую информацию.
У меня половина волос на голове выпала. Это было от нервов. У меня начали болеть все органы, знаешь, у меня даже лицо осунулось и меня еще добивали сотрудники телеканала, которые звонили и говорили:
– Нет, ты будешь сниматься.
А я им говорю:
– Не могу.
Это был самый тяжелый период в моей жизни. Я рыдала. Я пошла в клинику, я не могла спать, причем таблетки мне не помогали, у меня были жуткие головные боли, и чтобы я могла спать, в меня заливали лекарство колбами, просто для того, чтобы я отдохнула. Это было очень страшно.
