– Блин, Паша, успокойся уже, пожалуйста. – Голос Мирошиной впервые за утро обрел окраску, став слегка раздраженным. – Все давайте успокоимся и не будем это обсуждать. Поругаемся, а толку.
– Правда, давайте перестанем, – пробормотал Аркаша.
Инга совсем забыла, что он тоже здесь. Аркаша молчал и, кажется, даже не шевелился, пока шел разговор, только с тревогой по очереди смотрел на собеседников.
После этого все и правда замолчали, хотя Галушкин не выглядел успокоенным, а Инга, хоть так и не нашлась с ответом, внутри дрожала от бешенства. Чтобы переключиться, она открыла свой пост в фейсбуке – под ним уже было почти две тысячи лайков – и погрузилась в чтение комментариев. Она надеялась прочитать слова поддержки, но то ли сейчас они не попадались, то ли она их не замечала. Ее взгляд фокусировался только на тех, где ей не верили или осуждали ее.
«Не понимаю этого нытья. Ну и что, что начальник. Да ко мне бы хоть Путин полез, я бы сказала нет, и все. Значит, сама хотела».
«Она с ним встречалась, и все было ок, а стоило поцапаться, так сразу кляузу в паблик. Решила к повестке присосаться. Одно слово – бабы».
«А вы заметили эту деталь: «встречались только в квартирах, никуда не ходили». То есть ее на самом деле бесит, что он ее по ресторанам не водил и по тайландам не катал».
«А нечего было бухать вместе в баре. Нажралась, потрахалась, а на следующее утро – ой, я же не такая!»
Инга торопливо щелкнула по крестику и закрыла фейсбук. Мысли в голове намертво спутались в косматый клубок, так что подцепить и вытащить одну не получалось. Просто мешанина эмоций – и тревога, и раздражение, и злость, и обида, и разочарование.
Обедать они пошли, как обычно, всем отделом, впрочем, поход не задался. Галушкин даже не смотрел в Ингину сторону. Аркаша хранил молчание и ковырялся в тарелке, явно думая о чем-то своем. Когда Алевтина попросила его передать салфетки, он вздрогнул. Сама Алевтина держалась доброжелательно, но сохраняя дистанцию – впрочем, она всегда так держалась. Мирошина как будто немного оттаяла, но по-прежнему была тише обычного. Обед прошел в молчании, и как только Аркаша, самый медлительный из всех, отправил в рот последнюю ложку супа, все как по команде встали из-за стола и направились к лифту.
В лифте они ехали с двумя девушками с другого этажа – Инга смутно помнила, что видела одну из них мельком, когда ходила на собеседование к Меркуловой. Сейчас они обе молчали, но то и дело поглядывали на Ингу, а потом многозначительно улыбались друг другу. Инга старалась не обращать внимания, но их улыбки как будто существовали сами по себе, как у чеширских котов. Даже когда Инга специально отворачивалась, они, казалось, висели в воздухе и маячили где-то на периферии зрения.
Вернувшись в офис, Инга направилась на кухню. Там было три человека, и они разом замолчали, когда Инга вошла. Она подошла к стеллажу с чистыми чашками, спиной ощущая их взгляды, бросила в одну чайный пакетик и подставила ее под струю горячей воды из кулера. На кухне по-прежнему стояла тишина, нарушаемая только неправдоподобно осторожным стуком вилки о тарелку, словно человеку в присутствии Инги неловко было орудовать приборами в полную силу. Эта деликатность казалась особенно зловещей. Воздух был буквально пропитан пристальным вниманием. Инга смотрела, как вода наполняет чашку, и считала секунды.
Когда она вернулась за свой компьютер, ее ждало несколько сообщений от Максима, который продолжал присылать ей посты знакомых и незнакомых людей, все еще исключительно женщин, со словами поддержки. Это немного ободрило Ингу. Она внимательно прочитала каждый пост, посмотрела комментарии и подумала, что сдаваться рано. Она знала, на что шла. Конечно, те, кто работал с Бурматовым давно, недовольны, что она помешала палкой их застоявшееся болото, но ведь в этом и заключалась сила ее поступка – в одиночку дать бой корпоративному лицемерию. Инга написала об этом Максиму.
«Да не забивай себе голову. Ты сейчас местная знаменитость. Им всем интересно. Тебе же никто, кроме этого твоего, с украинской фамилией, гадостей не сказал?»
«Не сказал. Но неприятно, когда тебе так пялятся вслед», – капризно ответила Инга, надеясь, что Максим разовьет мысль и продолжит ее утешать.
«Минусы славы, игнорируй».
Инга подождала еще, но Максим больше не писал.
«Ты считаешь, я все правильно сделала?»
«Я думаю, ты разумный человек и хорошо представляла себе последствия. Так что если решилась, то не теряй запала. Все утрясется».
Инга кисло подумала, что это не больно-то обнадеживает, но промолчала.
Она вдруг вспомнила, что написала с утра матери, и решила проверить, не пропустила ли ответ. Ее собственное последнее сообщение мать прочла, но реакции не было. Инге стало немного стыдно. Мать даже на расстоянии, беззвучно и безбуквенно, умудрялась транслировать укор. Как она это делает? Ведь еще с утра Инга считала, что безупречно права в своей обиде, и гордилась, что дала ей волю, однако стоило матери просто не ответить, как она уже мучилась чувством вины и искала пути примирения.
Она решила проявить характер и не писать. Вместо этого она опять открыла фейсбук и погрузилась в чтение ленты.
Инга быстро пожалела, что раньше посмеивалась над феминистками: они все выступили единым фронтом.
«Я не сомневаюсь, что сейчас Инга Соловьева переживает трудные минуты. Думаю, нашлось немало людей, недовольных ее поступком. Хоть мы и не знакомы лично, я хочу сказать: Инга, это пройдет, и твоя сила только умножится. То, что ты сделала, объективно геройство. И не позволяй никому внушать тебе, будто ты сама виновата. Ты была поставлена в невыносимые условия и все равно нашла в себе смелость дать отпор».
««Женщина – украшение коллектива», «радуйте нас и дальше вашими улыбками», «желаем любви и простого женского счастья» – все это мужчины на работе говорили мне лично. А еще: «ох уж эта женская логика», «бабы не умеют программировать», «на эту позицию мы рассматриваем только мужчин». Даже в самых продвинутых компаниях считается, что женщины – это люди второго сорта, их можно прокатить с должностью, но облапать на корпоративе. История, которую все сегодня обсуждают, – это вершина такого отношения. Начальник вынудил свою подчиненную спать с ним, запугал, а когда она все-таки решилась уйти от него, стал подло мстить. Я глубоко восхищаюсь Ингой Соловьевой, которая не побоялась рассказать об этом. Публичность – наша единственная защита. Только так мы сможем заставить всех понять, что это неприемлемо».
«Когда я была студенткой, ко мне приставал преподаватель. К счастью, это не зашло так далеко, как у Инги с ее боссом, но я помню, как мне было тогда плохо. И невозможно было даже пожаловаться. Он был заведующим кафедрой, все его любили. С матерью у меня были плохие отношения. Я рассказала подруге, а она сказала: ты дура, надо пользоваться. Плохая была подруга, но я тогда еще этого не понимала. Мне было противно, я пропускала его пары, шарахалась от него в коридоре. Ужасное время, и оно закончилось, только когда я выпустилась. Мне тогда не хватило смелости этому противостоять. Поэтому лучи поддержки, Инга! Только тот, кто через это прошел, знает, как это тяжело».
