– Безумная сука! – завопил Ленти.
– Пусть умрет, – задыхаясь, сказала Мириамель, стараясь вырвать руку. – Тебе не все равно?
Он протянул руку и сильно ударил ее по голове, и из глаз Мириамель снова хлынули слезы.
– Хозяин сказал, чтобы я доставил вас обоих в Наббан, безумная сука. И, если я потеряю одного из вас, мне конец, – прорычал Ленти.
Между тем Кадрах вынырнул на поверхность, он отплевывался и отчаянно дергался, словно действительно тонул. Другой слуга Стриве, широко раскрыв глаза, продолжал грести, и они оказались совсем рядом с тонувшим Кадрахом.
Монах, в глазах которого плескалась паника, увидел, что они приближаются, рванулся к лодке, но в результате его голова снова скрылась под волнами. Через мгновение он снова всплыл на поверхность, теперь уже полностью охваченный ужасом.
– Помогите! – заверещал он, отчаянно размахивая руками. – Кто-нибудь!.. Здесь что-то есть!..
– Эйдон и святые! – прорычал Ленти, перевешиваясь через борт и стараясь сохранить равновесие. – Что там еще, акулы?
Мириамель рыдала, обхватив себя руками, – ей было уже все равно. Ленти бросил монаху швартовочную веревку, но сначала Кадрах ее не увидел, он продолжал изо всех сил лупить по воде руками и ногами, но затем его рука запуталась в кольцах веревки.
– Хватай, глупец! – крикнул Ленти.
Наконец монах схватился за веревку двумя руками. Ленти подтащил его к лодке, ноги Кадраха продолжали колотить по воде, словно он превратился в лягушку. Когда Кадрах оказался рядом, второй слуга положил весло и наклонился, чтобы помочь ему выбраться из воды. После нескольких неудачных попыток и множества проклятий им удалось втащить монаха через борт. Лодка раскачивалась, Кадрах лежал на дне, извергая из себя воду.
– Сними плащ и вытри его, – приказал Ленти, когда монах немного пришел в себя. – Если он заболеет и умрет, ты будешь сама плыть до берега.
Мириамель неохотно подчинилась.
Постепенно на горизонте начали вырастать коричнево-черные холмы северо-восточного Наббана. Близился полдень, и солнце окрасило воду в яркие медные цвета. Двое мужчин гребли, лодка раскачивалась, уключины скрипели, скрипели и скрипели.
Ярость Мириамель так и не прошла, но превратилась в безнадежный гнев. Вспышка погасла, остались лишь тлеющие угольки.
«Как я могла быть такой глупой? – удивлялась Мириамель. – Я верила ему, и еще того хуже, он начал мне нравиться! Я получала удовольствие в его компании, хотя он почти всегда бывал немного пьян».
Всего несколько мгновений назад, когда она устраивалась на сиденье, Мириамель услышала, как в кармане сутаны Кадраха что-то звякнуло. Она вытащила кошелек с вышитым гербом графа Стриве, в котором лежали серебряные монеты, там даже нашлась пара золотых империалов. Столь неопровержимое доказательство его предательства на миг вернуло ее ярость. Она даже подумала, не спихнуть ли его снова за борт, но после недолгих размышлений пришла к выводу, что не испытывает гнева, необходимого для того, чтобы его убить. Более того, сейчас ее даже поразила сила собственного гнева.
Мириамель посмотрела на монаха, который лежал на дне лодки, сжавшись в комок, и спал, положив голову на сиденье рядом с ней. Рот Кадраха оставался приоткрытым, он тяжело дышал, словно даже во сне ему не хватало воздуха. Розовое лицо покраснело еще больше. Мириамель подняла руку и посмотрела на солнце сквозь пальцы. Лето выдалось холодным, но сейчас, в середине лета, солнце жарило изо всех сил.
Без раздумий она взяла край своего потертого плаща и накрыла им лоб Кадраха, защищая его лицо. Ленти, который молча наблюдал за ней, не прекращая грести, нахмурился и покачал головой. В воде, у него за плечом, Мириамель заметила, как что-то гладкое и длинное показалось на поверхности, а потом снова скрылось в глубине.
Некоторое время Мириамель наблюдала за чайками и пеликанами, летавшими над водой, потом они возвращались на берег, сильно работая огромными крыльями. Пронзительные крики чаек напомнили ей Мермунд, дом ее детства, на побережье Эркинланда.
«Там я стояла на южной стене и наблюдала за лодками, плывущими вниз и вверх по Гленивенту. С западной стены я видела океан. Я была принцессой, связанной обязательствами, которые накладывало на меня положение, однако могла иметь все что только пожелаю. И вот взгляните на меня».
Она с отвращением фыркнула, заслужив еще один недовольный взгляд Ленти.
«А теперь, когда я обрела свободу и могла бы пуститься в любые приключения, – подумала Мириамель, – я еще в большей степени стала пленницей. Я изменила облик, однако из-за предателя монаха меня легче узнать, чем при дворе. Люди, которых я никогда не видела, сдали меня, как любимую безделушку, с рук на руки. И Мермунд потерян для меня навсегда, если только…»
Ветер растрепал ее коротко постриженные волосы. Он ощущала пустоту.
«Если что? Если мой отец изменится? Он уничтожил дядю Джошуа, убил Джошуа! Почему он станет прежним? Ничто уже никогда не будет так, как было. Единственная надежда на лучшее умерла вместе с Наглимундом. Все их планы, легенды старого риммера Ярнауги, разговоры о магических мечах… и люди, которые там жили, – все исчезло. А что осталось? Если отец не изменится или не умрет, я вечно буду оставаться беглянкой.
Но он никогда не изменится. И, если он умрет, я умру вместе с ним».
Глядя на металлический блеск Эметтинского залива, Мириамель вспоминала прежнего отца, ей было три года, когда он впервые посадил ее на лошадь. Мириамель помнила этот момент так ясно, словно с тех пор прошло всего несколько дней, а не целая жизнь. Элиас с гордостью улыбался, глядя, как девочка в ужасе цепляется за спину чудовища. Она не упала, а как только он поставил ее на землю, перестала плакать.
«Неужели человек, будь он даже королем, способен устроить в своем королевстве такие ужасные вещи, как сделал мой отец? Когда-то он меня любил. Быть может, и сейчас любит – но он отравил мою жизнь. А теперь хочет отравить весь мир».
Волны, позолоченные заходящим солнцем, продолжали биться о приближавшийся берег.
Ленти и второй слуга графа вытащили весла из уключин, чтобы провести лодку между острыми скалами, торчавшими из воды со всех сторон. Когда они приблизились к берегу, вода стала прозрачнее, и Мириамель увидела, как что-то вынырнуло на поверхность недалеко от них. Промелькнуло серое блестящее тело и с громким всплеском исчезло, чтобы снова появиться с другой стороны лодки, в броске камня от них.
Ленти перехватил ее взгляд, обернулся через плечо, и его холодное лицо исказилось от страха. Он обменялся несколькими словами со своим напарником, и они стали еще энергичнее гнать лодку к берегу.
– Что это? – спросила принцесса. – Акула?
Ленти даже головы не повернул в ее сторону.
– Килпа, – коротко бросил он, изо всех сил налегая на весло.
Мириамель продолжала смотреть на воду, но видела только разбивавшиеся о берег волны.
