А потом на него обрушились два удара. Эффект от первого был замедленным: кульминация многих бесплодных часов и небольшое состояние, потраченное на бесполезный подкуп, – постепенно Изгримнуру стало очевидно, что Мириамель и ее спутник исчезли из Ансис Пелиппе, словно у них появились крылья и они улетели. Ни один контрабандист, карманник или шлюха из таверны не видели их после Дня летнего равноденствия. На такую пару, как она с Кадрахом, было трудно не обратить внимания – два путешествующих вместе монаха, один толстый, другой молодой и стройный – однако они будто испарились. Ни один лодочник не заметил, чтобы они уплыли с острова, более того, никто даже не слышал, чтобы они искали лодку. И все же они покинули остров!
Второй удар, последовавший за первыми неудачами, оказался еще более тяжелым для Изгримнура. Он и двух недель не провел в Пердруине, как в портовых тавернах поползли слухи о падении Наглимунда. Матросы весело повторяли слухи, рассказывали о бойне, которую устроила вторая армия Элиаса в замке, словно наслаждаясь неожиданными поворотами старой и страшной истории.
«О моя Гутрун, – молился Изгримнур, чувствуя, как все у него внутри сжимается от страха и ярости, – да сохранит тебя Усирис от всех опасностей. Возвращайся домой живой и здоровой, и я собственными руками построю для Него храм. И спаси Изорна, моего сына, Джошуа и всех остальных…»
В первую ночь он плакал в темном переулке, где никто не мог увидеть рыдавшего огромного монаха и где он мог хотя бы недолго оставаться самим собой. Ему было так страшно, как никогда прежде.
«Как все могло произойти так быстро? – поражался он. – Проклятый замок строили так, чтобы он мог выдержать десятилетнюю осаду! Неужели дело в предательстве?»
И теперь, если его семья каким-то чудом сумела спастись и он сумеет их отыскать, как ему вернуть собственные земли, которые захватил Скали Острый-Нос при помощи Верховного короля? Сейчас, когда твердыня Джошуа разрушена, а Леобардис и Ллут мертвы, некому встать на пути у Элиаса.
И все равно он должен отыскать Мириамель. Он найдет ее, освободит от предателя Кадраха и отвезет в безопасное место. Пусть хотя бы в этом ему удастся помешать Элиасу.
В таком подавленном настроении Изгримнур решил войти в «Шляпу и ржанку», довольно дешевый постоялый двор, его униженный дух жаждал чего-то подобного. Он довольно быстро добрался до шестой кружки кислого пива и, отставив ее в сторону, погрузился в размышления.
Возможно, он задремал, ведь он весь день провел в порту и ужасно устал. Возможно, человек, стоявший перед ним, подошел довольно давно. Изгримнуру не понравился его вид.
– На что ты смотришь? – проворчал герцог.
Брови незнакомца сошлись над переносицей, на вытянутом лице застыла презрительная ухмылка. Он был высоким и одет во все черное, но на герцога Элвритсхолла незнакомец не произвел того впечатления, на которое рассчитывал.
– Ты тот самый монах, который задает вопросы по всему городу? – осведомился незнакомец.
– Убирайся, – ответил герцог.
Изгримнур протянул руку к кружке и сделал глоток пива. К нему вернулась толика энергии, и он сделал второй глоток.
– Ты тот, кто спрашивает про других монахов? – снова заговорил незнакомец. – О высоком и низком?
– Вполне возможно, – ответил Изгримнур. – Но кто ты такой и какое тебе до меня дело? – проворчал Изгримнур, вытирая рот тыльной стороной ладони.
У него болела голова.
– Меня зовут Ленти, – сказал незнакомец. – Мой господин хочет с тобой говорить.
– И как зовут твоего господина? – проворчал Изгримнур.
– Не имеет значения. Пойдем, – сказал Ленти. – Прямо сейчас.
Изгримнур рыгнул.
– Я не собираюсь встречаться с какими-то безымянными хозяевами. Он может прийти сам, если хочет со мной говорить. А теперь проваливай.
Ленти наклонился вперед, не спуская с Изгримнура внимательного взгляда, и тот заметил у него на подбородке прыщи.
– Ты пойдешь со мной, толстый старик, если не хочешь, чтобы тебе было больно, – яростно прошептал он. – У меня есть нож.
Могучий кулак Изгримнура ударил его в то место, где сходились брови. Ленти отбросило назад, и он, точно мешок с картошкой, рухнул на пол, словно получил удар убойным молотом. Несколько посетителей таверны рассмеялись и вернулись к обсуждению своих малоприятных дел.
Через некоторое время герцог наклонился вперед и вылил струйку пива на лицо одетой в черное жертвы.
– Ну, вставай, приятель, вставай, я решил пройтись с тобой и встретить твоего господина. – Изгримнур мрачно ухмыльнулся, глядя на отплевывавшегося Ленти. – Прежде я чувствовал себя не лучшим образом, но, клянусь святой рукой Эйдона, мне стало намного лучше!
* * *
Телигур скрылся из вида за спинами трех всадников. Они продолжали ехать на запад по Прибрежной дороге и миновали несколько небольших городов. Крестьяне поспешно собирали сено на склонах и в долине, и на полях вырастали стога, точно головы проснувшихся людей. Мириамель прислушивалась к голосам надсмотрщиков, отдававших команды, и шутливые крики женщин, которые расходились по полям в поисках своих мужчин, чтобы отдать им воду и обед. Вокруг шла простая счастливая жизнь, о чем принцесса и сказала Динивану.
– Если вы думаете, что гнуть спину каждый день от восхода до заката – это счастливая и простая работа, то так и есть, – ответил он, прищурившись в лучах солнца. – Но у них мало времени для отдыха, а когда бывает неурожай, им не хватает еды. И, – тут по его губам скользнула озорная улыбка, – большая часть урожая достается барону. Но, кажется, именно так пожелал Господь. Конечно, честный труд лучше, чем нищенство или воровство, во всяком случае, в глазах Матери Церкви, но не в глазах некоторых нищих и большинства воров.
– Отец Диниван! – воскликнула слегка шокированная Мириамель. – Это звучит… я даже не знаю… вы говорите, как еретик.
Священник рассмеялся.
– Великий Господь сделал мою природу еретической, миледи, и, если он пожалеет о своем даре, то скоро заберет меня к своей груди и все исправит. Но мои прежние наставники согласились бы с вами. Мне часто говорили, что мои вопросы произносит дьявольский язык, поселившийся у меня в голове. Ликтор Ранессин, когда он предложил мне стать своим секретарем, сказал моим наставникам: «Лучше язык дьявола, способный спорить и ставить все под сомнение, чем молчаливый язык и пустая голова». Многие более правильные священники считают Ранессина неудобным главой Церкви. – Тут Диниван нахмурился. – Но они ничего не понимают. Он лучший человек на земле.
В течение долгого дня Кадрах позволил расстоянию между ними уменьшиться, пока они не оказались рядом, и дальше ехали бок о бок. Однако эта уступка не привела к тому, что он заговорил; казалось, он слушал вопросы Мириамель и истории о землях, мимо которых они проезжали, – Диниван делился с ними знаниями. Кадрах так и не присоединился к их беседе.
