– И о чем ты думал? – спросил Бинабик.
– Трудно объяснить, – ответил Саймон. – О мире и о том, насколько он стар. О том, какой я маленький. И что даже Король Бурь мал в некотором смысле.
Бинабик внимательно посмотрел Саймону в лицо. Карие глаза тролля оставались серьезными.
– Да, вероятно, он невелик под звездами, Саймон, – как гора невелика по сравнению с целым миром. Но гора больше нас, и, если она на нас упадет, мы будем очень мертвыми, в очень большой дыре.
Саймон нетерпеливо махнул рукой.
– Я знаю, знаю. Я не хочу сказать, что не боюсь. Просто… ну, это трудно объяснить. – Он помолчал, стараясь отыскать нужные слова. – Это как если кровь дракона научила меня другому языку, другому способу смотреть на вещи, когда я размышляю. Как можно объяснить кому-то другой язык?
Бинабик собрался ответить, но передумал и с тревогой посмотрел за плечо Саймона. Охваченный тревогой Саймон обернулся, но увидел лишь скошенную каменную стену пещеры и кусочек серого неба с белыми пятнышками облаков.
– Что-то не так? Ты плохо себя чувствуешь, Бинабик?
– Я понял, – просто сказал тролль. – Я чувствовал что-то знакомое. Дело в путанице с языками. Многие вещи переводятся по-разному, ты же понимаешь.
Он вскочил на ноги и поспешно подошел к своей сумке. Несколько троллей подняли головы, один даже начал что-то говорить, но тут же смолк – его сбило с толку застывшее выражение лица Бинабика. Через несколько мгновений тролль вернулся с другими свитками.
– Что все это значит? – спросил Саймон.
– Это язык. Точнее, различие между языками, – продолжал Бинабик. – Ты сказал: «Скала Прощания».
– Но именно такие слова произнесла Джелой, – переходя к обороне, ответил Саймон.
– Конечно. Однако свитки Укекука написаны не на том языке, на котором мы сейчас говорим. Часть скопирована из обычного наббанайского, часть – из языка кануков, что-то пришло от ситхи. Я искал «Скалу Прощания», но на языке ситхи она бы получила название «Прощальный Камень» – разница невелика, но становится решающей, когда нужно найти нужный фрагмент. А теперь подожди немного.
Он принялся быстро просматривать свитки, его губы шевелились, короткие толстые пальцы двигались от одной строки к другой. Сискви вернулась с двумя мисками супа. Одну она поставила рядом с Бинабиком, который был настолько поглощен чтением, что лишь небрежно кивнул, а другую предложила Саймону. Он не знал, чем еще заняться, поэтому с поклоном взял угощение.
– Спасибо, – сказал Саймон, не зная, следует ли ему обращаться к ней по имени.
Сисквинанамук собралась ему ответить, но остановилась, словно забыла нужные слова. Мгновение она и Саймон смотрели друг на друга, и их взаимная симпатия оказалась под угрозой из-за невозможности общения. Наконец, Сискви поклонилась в ответ, села рядом с Бинабиком и тихо задала ему вопрос.
– Чаш, – ответил тролль, – все правильно, – потом снова смолк и стал читать дальше. – Хо, хо! – наконец воскликнул он, ударив ладонью по ноге в штанах из шкуры. – Вот и ответ. Мы его нашли!
– Что? – Саймон наклонился к Бинабику.
Свиток покрывали диковинные маленькие значки и рисунки, казавшиеся следами птичек и улиток. Бинабик указал на один из символов, квадрат с закругленными углами, заполненный точками и черточками.
– Сесуад’ра, – выдохнул тролль, он произнес это слово протяжно, словно изучал его мягкую ткань. – Сесуад’ра — Прощальный Камень. Или, как сказала Джелой, Скала Прощания. Это дело рук ситхи, как я и предполагал.
– Что это такое? – Саймон смотрел на руны и ничего не мог понять, язык совсем не походил на вестерлинг.
Бинабик, прищурившись, смотрел на свиток.
– То самое место, где был нарушен договор, когда зида’я и хикеда’я – ситхи и норны – разделились и дальше каждый пошел своим путем. Это место могущества и великой скорби.
– Но где он? – нетерпеливо спросил Саймон. – Как мы можем туда пойти, если не знаем, где он находится?
– Когда-то он был частью Энки э-Шао’сэй Летнего города ситхи.
– Джирики мне о нем рассказывал, – воскликнул взволнованный Саймон. – Он показывал мне его в зеркале, которое дал мне. – Саймон принялся шарить в сумке, пытаясь отыскать подарок Джирики.
– Не нужно, Саймон, не нужно! – Бинабик рассмеялся. – Я был бы настоящим глупцом – и худшим учеником Укекука, – если бы не знал про Энки э-Шао’сэй. Он был одним из девяти легендарных городов величайшей красоты.
– В таком случае ты должен знать, где находится Скала Прощания.
– Энки э-Шао’сэй находился у юго-восточной границы великого леса Альдхорт. – Бинабик нахмурился. – Значит, это довольно далеко. Путешествие займет несколько недель. Город расположен в дальней части леса относительно нас, над равнинами Высоких тритингов. – Тут выражение его лица просветлело. – Теперь нам известна цель путешествия. Это хорошо. Сесуад’ра. – Он снова насладился звучанием слова. Я никогда там не бывал, но мне вспоминаются слова Укекука. Это странное и мрачное место, как гласит легенда.
– Интересно, почему Джелой его выбрала? – спросил Саймон.
– Возможно, другого выбора не было.
Наконец Бинабик обратил внимание на остывший суп.
Разумеется, баранам не нравилось идти впереди, когда Кантака находилась сзади. Прошло несколько дней, но запах волка продолжал сильно их беспокоить, поэтому Бинабик возглавлял их отряд. Кантака уверенно выбирала путь по крутым узким тропинкам, за ней следовали всадники на баранах, они тихонько переговаривались или пели, чтобы не разбудить Макукуйю, богиню снежных лавин. Саймон, Эйнскалдир и Слудиг оставались в арьергарде, стараясь избегать глубоких выбоин, оставшихся от копыт, чтобы снег не попадал внутрь их щедро смазанных маслом сапог.
В то время как Минтахок был сутулым, как старик, которого согнули годы, Сиккихок состоял из углов и ровных склонов. Тропинки троллей прижимались к спине горы, отклонялись далеко в сторону, обходя обледенелые каменные колонны, потом прятались от солнца в тени горы, следуя за внутренней линией вертикальной расселины, терявшейся в тумане и снегу.
Час за часом, спускаясь вниз по узким тропинкам, постоянно смахивая снег с глаз, Саймон обнаружил, что молится, чтобы они поскорее добрались до подножия. И, хотя силы постепенно к нему возвращались, он не был создан для жизни в горах. Разреженный воздух обжигал легкие, ноги становились тяжелыми и слабыми, точно намокшие ломти хлеба. А когда в конце дня он попытался заснуть, мышцы оставались такими напряженными, что, как ему казалось, гудели.
Кроме того, высота, на которой они находились, тревожила Саймона. Он всегда считал себя бесстрашным покорителем вершин, но так было в Хейхолте, до того, как он оказался в бескрайнем мире. Теперь Саймону было намного легче смотреть на пятки коричневых сапог Слудига, на то, как они поднимались и опускались, чем по сторонам. Когда его взгляд натыкался на возвышавшиеся над ним массы камня или в бескрайние глубины пропасти, он обнаруживал, что ему становится трудно представить ровную землю. Где-то, приходилось ему напоминать себе, есть места, где человек может повернуться и идти в любом направлении, не опасаясь упасть и погибнуть. Он жил в таком месте, значит, они должны существовать. И где-то на протяжении многих миль имелся такой ковер, который ждал, когда по нему пройдут ноги Саймона.
