Они остановились на относительно ровной площадке для отдыха. Саймон помог Эйстану снять заплечный мешок, а потом смотрел, как стражник опускается на усыпанный снегом камень и дышит так тяжело, что очень скоро все вокруг покрылось туманом от его дыхания. Эйстан опустил на короткое время капюшон, но тут же вздрогнул от порыва холодного ветра и быстро вернул капюшон на прежнее место. В его густой бороде блестели кристаллики льда.
– Как холодно, парень, – пробормотал он. – Жуткое дело. – Внезапно он вдруг показался Саймону очень старым.
– У тебя есть семья, Эйстан?
Стражник немного помолчал, словно его удивил вопрос, а потом рассмеялся.
– Ну, в некотором роде, – ответил он. – У меня есть женщина, жена, но нет малышей. Первый ребенок умер, а больше у нас не родилось. Я не видел жену с начала зимы. – Он покачал головой. – Думаю, она в безопасности. Ушла с родственниками в Хьюэншир – в Наглимунде слишком опасно, так я ей сказал. Приближается война. – Он тряхнул головой. – Ну, а теперь, если верить женщине-ведьме, война закончена, и принц Джошуа потерпел поражение.
– Но Джелой говорила, что Джошуа спасся, – поспешно сказал Саймон.
– Да, это уже кое-что, – ответил Эйстан.
Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к вою ветра в скалах. Саймон посмотрел на меч Шип, лежавший на рюкзаке Эйстана, его темный клинок блестел, а снежинки таяли на поверхности.
– Меч не слишком для тебя тяжелый? Я могу немного его понести, – предложил Саймон.
Эйстан немного подумал, а потом усмехнулся.
– Буду только рад, парень. Ты должен иметь меч, ведь у тебя появится настоящая борода и все такое. Проблема в том, будет ли от него толк как от меча, если ты понимаешь, о чем я.
– Я знаю. Знаю, что он меняется. – Саймон вспомнил, как держал Шип в руках. Сначала он был холодным и тяжелым, точно наковальня. А потом, когда он стоял на краю скалы и смотрел в молочно-голубые глаза дракона, меч стал легким, словно березовый посох. Казалось, блестящий клинок обладал собственной душой и дышал. – Мне вдруг почудилось, что меч живой. Как животное или что-то в таком же роде. Он по-прежнему тяжелый для тебя?
Эйстан покачал головой, глядя на кружившиеся в воздухе снежинки.
– Нет, парень, – ответил Эйстан. – Кажется, он хочет скорее оказаться там, куда мы идем. Может, он думает, что возвращается домой.
Саймон улыбнулся – они говорили о мече, как о собаке или лошади. И все же в нем чувствовалось несомненное напряжение, как в пауке, застывшем на паутине, или рыбе, неподвижно зависшей на глубине в холодной темноте речного дна. Саймон снова посмотрел на клинок. Меч, если он действительно был живым, оставался чем-то чуждым. Его черный цвет поглощал свет, оставляя лишь слабое отражение, подобное мерцающим осколкам. Дикое и темное существо.
– Он направляется туда, куда идем мы, – сказал Саймон, а потом продолжил, немного подумав: – Но это место не станет домом. Во всяком случае, моим.
Когда той же ночью он лежал в узкой пещере, всего лишь небольшой царапине на мускулистой каменной спине Сиккихока, Саймону приснился движущийся гобелен, висевший на стене в абсолютной темноте. На нем, как на религиозных картинах в часовне Хейхолта, стояло огромное дерево, поднявшее ветви к небесам. Оно было белым и гладким, как мрамор из Харчи. А на нем, головой вниз, как Сам Усирис Эйдон, висел Джошуа.
Перед Джошуа стоял кто-то, окутанный мраком, и вбивал в его тело гвозди огромным серым молотком. Джошуа ничего не говорил и даже не кричал, но его последователи, собравшиеся вокруг, громко стонали. Глаза Джошуа были широко раскрыты в безмолвном страдании, совсем как на лице резной фигуры Усириса, висевшей на стене в комнате для слуг, где жил маленький Саймон.
Больше он не смог это выносить. Саймон бросился сквозь гобелен и побежал к фигуре, окутанной тенями. На бегу он почувствовал, что в руке у него зажато что-то тяжелое. Он замахнулся, но туманное существо перехватило его руку и вырвало оружие. Саймон держал в руке черный молоток. Если не считать цвета, он был близнецом серого.
– Лучше, – сказало существо.
Оно взвесило эбеновый молоток в другой туманной руке и снова принялось забивать гвозди. Но теперь после каждого удара Джошуа кричал, кричал и кричал…
… Саймон проснулся и обнаружил, что трясется в темноте, рядом хрипло дышали его спутники, соревнуясь с воем ветра на горных перевалах снаружи пещеры. Он хотел разбудить Бинабика, или Эйстана, или Слудига, но страх не помешал ему сообразить, что делать этого не следует. Саймон боялся снова заснуть и услышать ужасные крики Джошуа. Он попытался хоть что-нибудь разглядеть в темноте, чтобы понять, открыты у него глаза или нет, но ничего не получилось.
Через некоторое время, еще до наступления рассвета, усталость победила страх, и он снова заснул. Если новые сны его и тревожили, после пробуждения Саймон их не помнил.
* * *
Они провели еще три дня на узких мерзлых горных тропинках, спускаясь с Сиккихока. Но потом им больше не пришлось идти одному за другим, они оказались на широком гранитном карнизе, и маленький отряд остановился, чтобы это отпраздновать. Наступил редкий час полуденного солнца, его свет пробился сквозь паутину облаков, и ветер вдруг перестал быть вышедшим на охоту хищником и показался им игривым.
Бинабик поехал вперед на Кантаке, чтобы разведать путь, а потом отпустил волчицу охотиться, и она мгновенно исчезла среди покрытых снегом валунов. Бинабик вернулся к остальным с широкой улыбкой на губах.
– Как хорошо хотя бы на время спуститься с гор, – сказал он, усаживаясь рядом с Саймоном, который снял сапоги и растирал побелевшие пальцы ног. – Когда балансируешь на спине волчицы на узких тропинках, трудно найти время, чтобы думать о чем-то другом.
– Или идешь по ним пешком, – пробормотал Саймон, с сомнением глядя на свои ноги.
– Или идешь, – согласился Бинабик. – Я очень скоро вернусь.
Бинабик встал и направился к круглому камню, где большая часть троллей сидела, образовав круг и передавая друг другу мех. Некоторые из них сняли куртки и обнаженные по пояс наслаждались слабыми солнечными лучами. Их смуглую кожу украшали татуировки птиц, медведей и извивающихся рыб. Они расседлали баранов и отправили их пастись, хотя найти траву и даже мох было совсем не просто – лишь в расселинах попадался редкий кустарник. Один из троллей наблюдал за ними, как пастух, хотя и не слишком усердно. Он мрачно водил по земле концом копья, наблюдая, как мех ходит по кругу. Один из его спутников обратил внимание на своего грустного товарища, встал и принес ему мех.
Бинабик подошел к Сискви, которая сидела с девушками-охотницами, наклонился к ней, что-то сказал и потерся щекой о ее щеку. Она рассмеялась, покраснела и оттолкнула его. Наблюдавший за ними Саймон позавидовал счастью друга, но постарался об этом забыть. Быть может, наступит день, когда и он найдет кого-нибудь. Он с грустью подумал о принцессе Мириамель, которая находилась на недосягаемой для простого поваренка высоте. Тем не менее она была всего лишь девушкой, вроде тех, с кем Саймон смущенно беседовал в Хейхолте, казалось, очень давно. Когда они с Мириамель стояли рядом на мосту в Да’ай Чикизе или перед гигантом, они ничем не отличались друг от друга. Тогда они были друзьями, в равной степени смотревшими в глаза опасности.
