Мгновения невесомости, небо превратилось в водоворот серого, белого и тускло-голубого. А потом Саймон рухнул на землю.
Он смотрел на круглый камень, который находился на расстоянии ладони от его носа. Он не чувствовал своего тела, оно оставалось неподвижным, точно рыба с вытащенными костями, он ничего не слышал, кроме далекого рева в ушах и тонкого визга – возможно, голоса. Камень лежал перед ним, сферический, тяжелый и неподвижный, обломок серого гранита с белой полосой, и он находился здесь, быть может, еще с того момента, когда Время было молодым. Впрочем, самый обычный камень, еще одна часть костей земли, чьи острые углы сгладили века воздействия ветра и воды.
Саймон не мог пошевелиться, но видел неподвижный, великолепно обычный камень. Он лежал и очень долго на него смотрел, чувствуя лишь пустоту в тех местах, где прежде было его тело, пока камень не начал испускать сияние, отбрасывая в сторону слабый розовый свет заката.
За ним пришли только после того, как появилась Седда, и ее бледное лицо взглянуло на землю сквозь туман и сумрак. Маленькие осторожные руки подняли его, положили на одеяло и понесли вниз по склону, а он слегка раскачивался, потом его положили на землю рядом с ревущим огнем. Саймон смотрел на луну, которая медленно взбиралась в небо. Бинабик подошел к нему и тихим голосом произнес много успокаивающих слов, но смысла в них Саймон не улавливал. Пока другие помогали перевязывать его раны и прикладывали влажные тряпки к голове, Бинабик напевал странные повторяющиеся песни, давал ему что-то теплое из чаши, поддерживая вялую голову, когда кисловатая жидкость текла ему в рот.
«Должно быть, я умираю», – подумал Саймон, и эта мысль принесла ему толику покоя. Казалось, душа уже покинула его тело, потому что он практически не ощущал с ним связи. – Сначала я бы хотел убраться подальше от снега. И вернуться домой…»
Он думал о другой неподвижности, вроде той, что он сейчас чувствовал: момент, когда он стоял перед Игьярдуком: тишина, которая, казалось, поглотила весь мир, а время стало вечным – а потом он опустил свой меч, и фонтаном брызнула черная кровь.
«Но на этот раз меч мне не помог…»
Неужели он стал его недостоин за время, которое прошло с того момента, как они покинули Урмшейм? Или Шип так же непостоянен, как ветер и погода?
Саймон вспомнил теплый летний день в Хейхолте, когда солнечные лучи под углом проникали в покои доктора Моргенеса, и искрившиеся пылинки парили в воздухе.
«Никогда не делай свой дом в каком-то месте, – сказал ему в тот день старик. – Пусть твой дом будет находиться внутри твоей головы. Ты найдешь все, что необходимо, чтобы его обставить, – память, друзей, которым можно верить, любовь к учению и многие другие вещи. И тогда дом будет с тобой всякий раз, когда ты отправляешься в путешествие…»
«Так вот что значит умирать, – подумал Саймон. – Это означает возвращение домой. Тогда все не так уж плохо».
Бинабик снова начал петь, звуки его песни напоминали шум воды и навевали дремоту. Саймон расслабился и поплыл по течению.
Когда он очнулся позже, в тот же день, Саймон не сразу понял, что все еще жив. Уцелевшая часть отряда совершила переход, спавшего Саймона несли вместе с другими ранеными, и теперь они находились в пещере, под нависавшим над входом камнем. Проснувшись, Саймон обнаружил перед собой лишь дыру в серое небо. Но только после того, как увидел паривших в небе черных птиц, убедился, что он все еще в этом мире, – птицы и боль во всех конечностях.
Некоторое время он лежал, проверяя те места, которые болели сильнее. Да, он испытывал боль, но вместе с ней к нему вернулась способность двигаться. Да, его тело осталось целым.
Через некоторое время к нему снова подошел Бинабик и принес целебную настойку. Сам тролль также пострадал, о чем свидетельствовали длинные царапины на щеке и шее. Бинабик выглядел серьезным, но осмотрел раны Саймона только поверхностно.
– Мы понесли тяжелые потери, – сказал тролль. – Я бы не хотел произносить эти слова, но… Эйстан мертв.
– Эйстан?! – Саймон сел, на мгновение забыв о боли. – Эйстан. – Казалось, его живот провалился куда-то очень далеко.
Бинабик кивнул.
– Из двух дюжин моих соплеменников девять убито, еще шестеро получили серьезные ранения.
– Что случилось с Эйстаном? – Саймон почувствовал, что теряет связь с реальностью. Ведь они только что разговаривали, всего за несколько мгновений перед тем… перед… – А как Слудиг?
– Слудиг получил ранение, но не слишком серьезное, и сейчас вместе с моими соплеменниками отправился рубить дрова для костра. Ты ведь понимаешь, что это важно для исцеления раненых? И Эйстан… – Бинабик ударил себя в грудь ладонью – Саймон знал, что так кануки отгоняют зло. Тролль выглядел ужасно опечаленным. – Эйстан получил удар по голове одной из дубин великанов. Мне рассказали, что он оттолкнул тебя в сторону и спас, а вскоре погиб.
– О Эйстан, – простонал Саймон.
Он ожидал, что у него польются слезы, но этого не произошло. Его лицо странным образом онемело, а скорбь не была такой сильной. Саймон закрыл глаза руками. Большой стражник был таким живым, таким крепким. Нет, это неправильно, когда жизнь забирают так быстро. Доктор Моргенес, Гриммрик и Этельбирн, Ан’наи, а теперь Эйстан – все мертвы, все погибли из-за того, что старались делать то, что правильно. И где же были те силы, которым следует защищать невинных?
– А Сискви? – спросил Саймон, внезапно вспомнив девушку-тролля.
Он внимательно вгляделся в лицо Бинабика, но тот лишь рассеянно улыбнулся.
– Она уцелела, получив совсем незначительное ранение.
– А мы можем отнести Эйстана к подножию горы? Он бы не хотел, чтобы его здесь оставили, – сказал Саймон.
Бинабик неохотно покачал головой.
– Мы не в силах нести его тело, Саймон. Только не на наших баранах. Он был крупным человеком, наши скакуны не справятся с таким весом. И нам предстоит преодолеть опасный путь, прежде чем мы окажемся на равнине. Он должен остаться здесь, но его кости будут с честью лежать рядом с костями моих соплеменников, вместе с другими отважными воинами. И я думаю, он не стал бы возражать. А теперь тебе нужно поспать, но сначала с тобой хотят поговорить двое.
Бинабик отступил, и к Саймону подошли Сискви и пастух Сненнек, которые ждали у входа в пещеру. Они остановились возле Саймона. Нареченная Бинабика собиралась говорить с Саймоном на языке троллей. Ее темные глаза оставались мрачными. Стоявший рядом с ней Сненнек явно чувствовал себя неловко и переступал с ноги на ногу.
– Сисквинанамук говорит, что она скорбит вместе с тобой из-за смерти твоего друга. И еще она сказала, что ты показал редкую смелость. Теперь все увидели отвагу, какую ты проявил в схватке с драконом.
Саймон смущенно кивнул. Сненнек откашлялся и начал собственную речь. Саймон терпеливо ждал, пока Бинабик переведет его слова.
