– Сненнек, глава стада Нижнего Чугика, говорит, что и он соболезнует. Вчера было утрачено много достойных жизней. И еще он хочет вернуть тебе то, что ты потерял.
Пастух с огромным почтением протянул Саймону нож с костяной рукоятью.
– Его вытащили из горла мертвого великана, – тихо сказал Бинабик. – Дар кануков обагрен кровью, чтобы защитить жизни кануков. Это много значит для моего народа.
Саймон принял нож с костяной рукоятью и засунул его обратно в расшитые ножны, висевшие на поясе.
– Гайоп, – сказал Саймон. – Пожалуйста, скажи им, что я рад получить нож обратно. Я не совсем понимаю, что значит «защита жизни кануков», – мы все сражались с общим врагом. Но сейчас мне не хочется думать об убийствах.
– Конечно, – Бинабик повернулся к Сискви и Сненнеку и произнес короткую фразу.
Они кивнули. Сискви наклонилась и коснулась руки Саймона в молчаливом сочувствии, потом повернулась и вывела смущенного Сненнека из пещеры.
– Сискви поведет остальных, чтобы сложить пирамиду из камней, – сказал Бинабик. – Ну а ты больше уже ничего не можешь сегодня сделать. Спи.
Тщательно укутав плечи Саймона плащом, Бинабик вышел из пещеры, аккуратно обходя других раненых, которые спали. Саймон смотрел ему вслед, думая об Эйстане и остальных погибших. Возможно, они сейчас идут по дороге в сторону полной неподвижности, в которую успел заглянуть Саймон?
Когда он засыпал, ему показалось, что он видит широкую спину своего друга из Эркинланда, исчезавшую в конце коридора в абсолютной белой тишине. Эйстан, подумал Саймон, шагал не как человек, который о чем-то сожалеет, – впрочем, это был лишь сон.
* * *
На следующий день полуденное солнце пронзил туман, озарив светом гордые склоны Сиккихока. Боль в теле Саймона оказалась не такой сильной, как он ожидал. С помощью Слудига он сумел, прихрамывая, выйти из пещеры на плоский скальный карниз, где уже заканчивали складывать пирамиды. Всего их было десять, девять маленьких и одна большая, камни тщательно подогнали друг к другу, чтобы никакой ветер не мог их развалить.
Саймон посмотрел на бледное лицо Эйстана, испачканное кровью, перед тем, как Слудиг и помогавшие ему тролли закончили укладывать вокруг него плащ. Глаза Эйстана были закрыты, но его раны не позволяли Саймону подумать, будто его друг просто спит. Его убили жестокие приспешники Короля Бурь, и Саймон дал себе слово, что никогда об этом не забудет. Эйстан был простым человеком и прекрасно понял бы идею мести.
После того как Эйстана устроили на его плаще, а потом заложили камнями, получилась высокая пирамида. Девятерых соплеменников Бинабика, мужчин и женщин, также опустили в могилы, и в каждую положили предмет, важный для погибшего – так объяснил Бинабик Саймону. Когда пирамиды были запечатаны, Бинабик выступил вперед и поднял руку. Остальные тролли начали петь. На глазах у многих появились слезы – как у женщин, так и у мужчин; одна сползла по щеке Бинабика. Через некоторое время песня смолкла. Сискви шагнула вперед и вручила Бинабику факел и маленькую сумку. Бинабик полил чем-то из сумки каждую могилу, а потом зажег при помощи факела погребальные костры. Тонкие пальцы дыма потянулись в небо от каждой пирамиды, но их быстро унес прочь налетевший ветер. Когда последняя пирамида загорелась, Бинабик передал факел Сискви и запел длинную песню на языке кануков. Мелодия напоминала голос ветра, она поднималась и опускалась, поднималась и снова опускалась.
Когда песня Бинабика подошла к концу, он взял факел и поджег пирамиду Эйстана.
Седда сказала своим детям, —
запел он на вестерлинге. —
Лингит и Яана,
Сказали выбрать свой путь.
Путь птицы или путь луны
«Выбирайте сейчас», – сказала она.
«Путь птицы есть путь яйца,
И тогда смерть – дверь, за которой
Дети яйца остаются.
Отцы и матери идут дальше.
Ты выбираешь этот путь?
Путь луны – это не смерть.
Жизнь вечна под звездами.
Войди сквозь двери без теней.
Ты не найдешь там новой страны.
Ты хочешь сделать такой выбор?»
Быстрокровная светловолосая Яана,
со смеющимися глазами,
Сказала: «Я выбираю путь луны.
Я не ищу других дверей.
Этот мир – мой дом».
Лингит, ее брат,
Медленный и темноглазый,
Сказал: «Я выберу путь птиц.
Чтобы гулять под незнакомым небом,
Оставлю мир моим малышам».
Все мы дети Лингита,
Все делим его дар поровну,
Проходим по каменным краям
Лишь однажды, а потом нас уже нет,
Выходим сквозь двери.
Мы идем гулять еще дальше,
Искать звезды на небе,
Охотиться в пещерах после наступления ночи
В странных землях под разным светом,
Но мы не возвращаемся.
Закончив, Бинабик поклонился пирамиде Эйстана.
– Прощай, отважный человек, – сказал он. – Тролли запомнят твое имя. Мы будем петь о тебе в Минтахоке и через сто весен от нынешнего дня! – Он повернулся к Саймону и Слудигу, которые молча стояли рядом. – Вы хотите что-то сказать?
Саймон смущенно покачал головой.
– Только… Да благословит тебя Господь, Эйстан. О тебе будут петь и в Эркинланде, если все будет так, как хочу я.
Слудиг шагнул вперед.
– Я произнесу эйдонитскую молитву, – сказал он. – Ты спел замечательную песню, Бинабик из Минтахока, но Эйстан придерживался эйдонитской веры, и ему требуется настоящее отпущение грехов.
– Пожалуйста, – сказал Бинабик. – Ты выслушал нашу песню.
Риммер вытащил деревянное Дерево из-под рубашки и встал перед пирамидой Эйстана, над которой продолжал подниматься дым.
Да защитит тебя наш Бог, —
начал Слудиг, —
И Усирис, Его единственный сын, возьмет тебя к себе.
Пусть отнесут тебя в зеленые долины
Его владений.
Где души добрых и справедливых поют на горных вершинах,
И ангелы живут на деревьях,
И радостно говорят голосом Бога.
От любого зла,
И пусть твоя душа найдет вечный покой
И обретет несравненную легкость.
Слудиг положил свое Дерево поверх камней и вернулся к Саймону.
– Мне осталось сказать последние слова, – снова заговорил Бинабик. Потом он произнес то же самое на языке кануков, и его люди слушали очень внимательно. – Это первый день за тысячу лет, когда канук и атку – тролль и житель равнин – сражались друг за друга, пролили свою кровь и пали на поле битвы. И хотя их гибель стала результатом ненависти нашего врага, кануки и атку способны встать плечом к плечу в предстоящей битве – величайшей и, возможно, последней – и смерть всех наших друзей станет еще более значительной, чем сейчас. – Он повернулся и повторил те же слова для своих соплеменников.
