– Половина дня, господин монах, – крикнул в ответ Синетрис, из покрасневших глаз которого лились слезы. – Мы причалим к берегу, чтобы немного поспать, и тогда к полудню завтрашнего дня…
– Поспать! – взревел Изгримнур. – Ты спятил?! Еще даже не стемнело! К тому же ты снова попытаешься сбежать, и на этот раз я не стану проявлять милосердие. И если ты перестанешь лить слезы и займешься работой, то уже сегодня ночью сможешь поспать в настоящей постели!
– Пожалуйста, святой брат! – Синетрис почти визжал. – Не заставляйте меня грести в темноте! Мы врежемся в скалы. И наши постели будут среди килп!
– Только не надо нести суеверную чушь, – прорычал Изгримнур. – Я хорошо тебе плачу, и я тороплюсь. Если ты слишком устал или у тебя что-то болит, я могу сменить тебя на веслах.
Синетрис, мокрый и замерзший, сумел бросить на него взгляд, полный уязвленной гордости.
– Вы! Из-за вас мы сразу окажемся под водой! Нет, жестокий монах, если Синетрису суждено умереть, он сделает это с веслами в руках, как и подобает лодочнику из Фиранноса. Если Синетриса отрывают от дома и семьи и приносят в жертву прихотям чудовища в монашеском одеянии, если ему суждено расстаться с жизнью… пусть он это сделает, как член Гильдии!
Изгримнур застонал.
– Пусть этот человек, для разнообразия, закроет рот. И продолжай работать.
– Грести, – холодно поправил Синетрис и снова заплакал.
Полночь уже давно миновала, когда появились первые дома на сваях Кванитупула. Синетрис, чьи жалобы наконец превратились в негромкое бормотание, направил лодку в лабиринт многочисленных каналов. Изгримнур, который ненадолго уснул, протер глаза и огляделся по сторонам. Ветхие склады Кванитупула и постоялые дворы покрывал тонкий слой снега.
«Если я сомневался, что мир сошел с ума, – недоуменно подумал Изгримнур, – то вот вам доказательства: риммер в бурю выходит на дырявой лодке в море, а на юге идет снег – посреди лета. Неужели есть еще какие-то сомнения: мир и правда сошел с ума».
Безумие. Он вспомнил ужасную смерть Ликтора и почувствовал, как в животе у него забурлило. Безумие – или что-то другое? Странное совпадение: Прайрат и Бенигарис оба находились в доме Матери Церкви в ту ужасную ночь. Только редкая удача привела Изгримнура к Динивану в нужное время, чтобы он смог услышать последние слова священника и спасти хоть что-то после его смерти.
Он сумел бежать из Санцеллана Эйдонитиса всего за несколько мгновений до того, как Бенигарис, герцог Наббана, приказал страже запереть все двери. Изгримнур не мог допустить, чтобы его схватили, – даже если бы его не узнали сразу, он не смог бы долго сохранять в тайне свое имя. Канун середины лета, в ночь убийства Ликтора, совсем не подходящее время для гостей в Санцеллане.
– Ты знаешь постоялый двор, который называется «Чаша Пелиппы»? – спросил Изгримнур.
– Я никогда о нем не слышал, господин монах, – мрачно ответил Синетрис. – Звучит как не самое приличное заведение, Синетрис в такие не заходит. – Теперь, когда они добрались до сравнительно спокойных каналов, к лодочнику вернулась часть достоинства.
Изгримнур решил, что Синетрис нравился ему больше, когда жаловался.
– Клянусь Деревом, ночью нам его никогда не найти, – сказал Изгримнур. – Отведи меня на постоялый двор, который знаешь. Мне нужно что-то забросить в живот.
Синетрис направил маленькую лодочку в узкие каналы и поплыл в район таверн. Несмотря на поздний час, там царило оживление, причалы освещали яркие фонари, которые раскачивались на ветру, в переулках было полно пьяных посетителей.
– Это замечательное место, святой брат, – сказал Синестрис, когда они остановились возле причала ярко освещенного заведения. – Здесь подают хорошее вино и неплохо кормят. – Теперь, когда их путешествие благополучно закончилось, Синетрис снова обрел уверенность, он даже улыбнулся Изгримнуру, показав выбитый зуб. – И женщины. – Однако улыбка стала неуверенной, когда он посмотрел на лицо монаха. – Или мальчики, если они вам больше нравятся.
Герцог зашипел, выдыхая воздух между стиснутыми зубами, засунул руку под плащ, вытащил золотой империал и аккуратно положил его на скамью, рядом с худой ногой Синетриса. Затем Изгримнур встал на нижнюю ступеньку лестницы, которая вела на причал.
– Вот твоя воровская плата, как я и обещал. А теперь я дам тебе совет насчет того, как тебе лучше всего провести сегодняшний вечер.
Синетрис с опаской на него посмотрел.
Изгримнур нахмурился и бросил на него мрачный взгляд.
– Постарайся провести его так, чтобы я тебя больше не видел. В противном случае, – он поднял волосатый кулак, – твои глаза окажутся у тебя на макушке. Ты все понял?
Синетрис опустил весла, лодка начала отходить от причала, и Изгримнуру пришлось сделать быстрый шаг второй ногой на ступеньку лестницы.
– Значит, вот как монахи обращаются с Синетрисом после того, как он оказал им услугу? – негодующе заявил лодочник, выпятив грудь, точно красующийся перед голубкой голубь. – Теперь понятно, почему церковь пользуется такой дурной репутацией! Ты… бородатый варвар! – И он направил лодку в темный канал.
Изгримнур хрипло рассмеялся, а потом поднялся по ступенькам к постоялому двору.
* * *
После нескольких беспокойных ночей, проведенных в лугах, во время которых ему приходилось внимательно наблюдать за вероломным Синетрисом, несколько раз пытавшимся сбежать и оставить Изгримнура одного на пустом, продуваемом ветрами побережье залива Фираннос, герцог Элвритсхолла сумел прекрасно выспаться. Он оставался в постели до тех пор, пока солнце не поднялось высоко в небо, позавтракал солидной порцией хлеба с медом, затем последовали суп и эль. После полудня Изгримнур уже знал, как найти «Чашу Пелиппы» – ему рассказал хозяин постоялого двора, – и снова плыл по каналу под проливным дождем.
Лодкой управлял вранн, который, несмотря на холодный ветер и дождь, был одет лишь в набедренную повязку и шляпу с промокшим красным пером и широкими полями. Мрачное молчание лодочника стало приятным разнообразием после беспрерывной болтовни Синетриса. Изгримнур сидел, почесывал начавшую расти бороду и наслаждался мокрыми видами Кванитупула – герцог много лет здесь не бывал.
Не вызывало сомнений, что плохая погода омрачила жизнь торгового города. Если все здесь не слишком изменилось после его предыдущего посещения, сейчас, в середине дня, лодок должно было быть больше, а по экзотическим улицам Кванитупула – разгуливать толпы людей. Однако те немногие, кого он встречал, спешили по своим делам. Даже ритуальные приветственные крики между проходившими мимо друг друга лодками звучали приглушенно. Точно насекомые, местные жители казались замерзшими почти до неподвижности из-за снега, который таял, образуя лужи на деревянных тротуарах, а принесенные ветром мокрые снежинки жалили открытую часть рук и вспенивали воду в каналах.
Тут и там в толпе Изгримнур видел небольшие группы Огненных танцоров, религиозных маньяков, которые приобрели дурную славу благодаря самосожжению. Для герцога они стали знакомым зрелищем с того самого момента, как он добрался до Наббана. Кающиеся грешники с дикими глазами, не обращавшие внимания на холод, стояли на мостках возле оживленных перекрестков, где пересекались каналы, и криками возносили хвалу своему господину, Королю Бурь. Изгримнур пытался вспомнить, где он уже слышал его имя. Прежде оно никогда не упоминалось южнее Фростмарша, даже в детских страшных историях. Он понимал, что это не совпадение, и спрашивал себя, кому служат безумцы в необычных одеяниях, – быть может, их господином является кто-то вроде Прайрата, а с другой стороны, вполне возможно, что они на самом деле провидцы. И если имел место последний вариант, то конец, который они предсказывали, уже близок.
