– В наши дни страна сновидений стала к нам ближе, – сказала Амерасу, – в точности как зима Инелуки окружила и уничтожила лето. – Ее голос, сохранивший четкость, теперь больше походил на шепот. – В стране сновидений возникли проблемы, и в такие моменты трудно оставаться на дороге, поэтому, прошу вас, одолжите мне свои мысли и тихую силу. Те дни давно прошли, когда дочери Дженджияны могли без малейших усилий говорить через Свидетеля, как если бы находились в одном помещении. – Она взмахнула рукой над диском, и в комнате стало еще темнее.
Шорох крыльев бабочек зазвучал громче, словно они почувствовали, как изменился воздух.
Диск засиял ярче. Синеватое пятно, подобное туману, закрыло его поверхность, и, как только это произошло, Туманный Фонарь почернел, появилась россыпь ледяных звезд, из основания диска Фонаря начали расти бледные, испускавшие сияние очертания горы, белой и острой, как клык, унылой, точно кость.
– Наккига, – прозвучал из темноты голос Амерасу. – Гора, которую смертные называют Стормспайк. Дом Утук’ку, прячущей свой возраст под серебряной маской, не желающей признать, что тень смерти может упасть и на нее. Она боится Развоплощения больше, чем кто-либо из нашего народа, хотя она старшая из всех ныне живущих – последняя из Рожденных в Саду. – Амерасу тихо рассмеялась. – Да, моя прабабушка очень тщеславна. – На миг сверкнул металл, Туманный Фонарь затуманился и снова появилась гора. – Я могу ее чувствовать, – сказала Амерасу. – Как паук, она ждет. Но у нее внутри не горит огонь справедливости, как у Инелуки, каким бы безумным он ни стал. Она хочет лишь уничтожить всех, кто помнит ее унижение в далеком-далеком прошлом, когда наши люди разошлись в разные стороны. Она дала приют непредсказуемому призраку моего сына; вместе они питали ненависть, которую испытывал каждый. Теперь они готовы сделать то, что планировали многие столетия. Смотрите!
Туманный Фонарь начал пульсировать. Гора, окутанная дымкой, стала ближе, под холодными черными небесами над ней поднимался пар. Внезапно она начала тускнеть, а через несколько мгновений исчезла, оставив лишь мрачную пустоту.
Прошло совсем мало времени. Саймон, ловивший каждое слово женщины ситхи, неожиданно почувствовал, что его подхватило невидимое течение. В потрескивавшем воздухе вдруг стало снова расти напряжение.
– Ой, – удивленно воскликнула Амерасу.
Ситхи вокруг Саймона зашевелились, начали переговариваться, на их лицах появилось смущение и даже первый страх. В центре Туманного Фонаря появилась серебряная полоска, стала расползаться во все стороны, словно масло в пруду, заполняя потемневший силуэт. И вскоре серебро превратилось в застывшее женское лицо, из потемневших разрезов маски на них смотрели бесцветные глаза.
Саймон беспомощно не сводил с серебряной маски глаз, которые начали наполняться слезами страха. Он не мог отвести от нее взгляда. Женщина была такой старой и сильной… очень сильной…
– Прошло столько лет, Амерасу и-Сендиту но’э-Са’онсерей. – Голос королевы норнов оказался удивительно мелодичным, но его безмятежность не могла скрыть разложения. – Прошло очень много времени, внучка. Неужели ты так стыдишься своих северных родичей, что до сих пор не пригласила нас к себе?
– Ты смеешься надо мной, Утук’ку Сейт-Хамака. – В голосе Амерасу появилась пугающее смятение. – Всем известны причины твоей ссылки и разделения наших семей.
– Ты всегда любила добродетель, маленькая Амерасу. – Презрение в голосе королевы норнов заставило Саймона почувствовать, что его отчаянно трясет. – Но добродетель скоро превращается в надоедливость, и так всегда было с твоим заглядывавшим далеко в будущее кланом. Вы не стали изгонять смертных, что могло спасти всех нас. И даже после того, как они уничтожили Садорожденного, ты не можешь с ними расстаться. – Утук’ку с шипением выдохнула. – О, я вижу, что один из них и сейчас среди вас!
Казалось, сердце Саймона растет, перемещается к горлу, он уже едва мог дышать. На него пристально смотрели ужасные глаза – почему Амерасу не заставит ее уйти?! Саймон хотел закричать, убежать, но не мог. Ситхи вокруг него также окаменели.
– Ты все упрощаешь, бабушка, – наконец ответила Амерасу. – В тех случаях, когда не лжешь.
Утук’ку рассмеялась, и от ее смеха могли заплакать камни.
– Какая глупость! – воскликнула она. – Я упрощаю? Ты себя переоцениваешь. Ты давно интересуешься делами смертных, но пропустила самое главное. Это приведет к твоей смерти.
– Мне известен твой план! – заявила Амерасу. – Ты можешь забрать у меня то, что осталось от моего сына, но даже сквозь смерть я способна разглядеть его разум. Я видела…
– Достаточно! – злобный крик разнесся по Ясире, словно холодный порыв ветра, от которого поникла трава, и крылья бабочек в панике затрепетали. – Достаточно. Ты произнесла свое последнее слово и приговорила себя. Это смерть!
Охваченная ужасом Амерасу затрепетала в тусклом свете, сражаясь с невидимыми путами, ее глаза широко раскрылись, рот двигался, но она не могла произнести ни слова.
– И больше вам уже не удастся вмешиваться – никому из вас! – Голос королевы норнов стал ужасающе пронзительным. – Фальшивый мир закончен! Закончен! Наккига отвергает вас всех!
Ситхи закричали от удивления и гнева. Ликимейя бросилась к потемневшей фигуре Амерасу, а лицо Утук’ку замерцало и исчезло из Туманного Фонаря. Свидетель погас, но лишь на мгновение. В его центре загорелась крошечная красная точка, которая превратилась в пылающее пламя, озарившее алым светом пораженные лица родителей Джирики и немой Амерасу. В нем появились две темные дыры, лишенные света глаза на лице огня. Саймон замер от жуткого страха, все мышцы у него дрожали. Холодный ужас исходил от мерцавшего лица, точно жар обычного костра. Амерасу перестала сопротивляться и застыла, словно превратилась в камень.
Новая мгла разверзлась в разгоревшемся пламени, под пустыми глазами. Раздался безжизненный смех. Саймон, которого отчаянно затошнило, мечтал только о том, чтобы оказаться отсюда подальше – он уже видел эту ужасающую маску.
Красная Рука! Он хотел прокричать эти слова, но страх перекрыл его слабое, свистящее дыхание.
Ликимейя выступила вперед, ее муж последовал за ней, чтобы помочь защитить Амерасу. Она подняла руки перед Туманным Фонарем и пламенным существом внутри. И ее окружило серебристое сияние.
– Отправляйся к своей высушенной госпоже и мертвому господину, Порочный, – воскликнула она. – Ты больше не один из нас.
Пламенное существо снова рассмеялось.
– Нет! Мы кое-что большее! Много большее! Красная Рука и ее господин стали сильными. Все сущее должно пасть перед тенью Короля Бурь. Те, кто нас предал, будут плакать и кричать в этой тьме!
– Здесь у тебя нет власти! – вскричал Шима’онари, сжав поднятую руку жены. Сияние вокруг них усилилось, и теперь серебряный лунный туман окутал пламенное лицо. – Это место тебе недоступно! Уходи прочь в свою холодную гору и черную пустоту!
