Фиколмий сплюнул на пол.
– Никаких, если не считать рождения… – Он не договорил и нахмурился, когда ему в голову пришла неожиданная мысль. – Ребенок?
Джелой молчала.
Воршева сидела, опустив голову и спрятав лицо за длинными волосами, но ее рука, гладившая окровавленную щеку принца, замерла, словно кролик, которого напугала змея.
– Это правда, – сказала она наконец.
Лицо Джошуа превратилось в сложную картину чувств, которые было трудно разгадать из-за синяков и порезов.
– Ты?.. Как давно ты знаешь?.. Ты ничего не говорила…
– Я узнала перед самым падением Наглимунда, – ответила Воршева. – Я боялась тебе сказать.
Джошуа посмотрел на слезы, которые прокладывали новые дорожки на ее грязном лице, поднял руку, быстро коснулся пальцев Воршевы, уронил руку на колени, затем перевел взгляд с Воршевы на Джелой. Женщина-ведьма долго не сводила с него глаз, и казалось, между ними произошел какой-то разговор.
– Клянусь Четырехногим, – наконец удивленно проревел Фиколмий. – Брак из-за ребенка, так получается? Если, конечно, это его ребенок.
– Ребенок его, свинья! – яростно вскричала Воршева. – И не может быть ничьим еще!
Утварт вышел вперед, позвякивая пряжками сапог. Острие его опущенного меча вонзилось на полдюйма в деревянную половицу.
– В таком случае поединок, – заявил он. – До смерти. – Он осторожно посмотрел на Джелой. – Приз – дочь марк-тана.
В глазах Джошуа появилось жесткое выражение, когда он ответил:
– Да услышит нас Бог.
Деорнот посмотрел на разбитое лицо принца.
– Утром?! – вскричал он так громко, что один из стражей нахмурился. Тритингам, кутавшимся в тяжелые шерстяные плащи, чтобы согреться, совсем не нравилось, что им выпало стоять на страже около обдуваемого всеми ветрами загона для скота. – Почему бы просто не взять и не убить вас?
– Это шанс, – сказал Джошуа и отчаянно закашлялся.
– Какой такой шанс? – с горечью спросил Деорнот. – Разве сможет однорукий мужчина, да еще избитый до полусмерти, встать утром и победить великана? Великодушный Эйдон, жаль, что я не могу добраться до этой змеи Фиколмия…
В ответ Джошуа сплюнул на землю сгусток крови.
– Принц прав, – вмешалась Джелой. – Это шанс. Все, что угодно, лучше, чем ничего.
Женщина-ведьма вернулась в загон, чтобы позаботиться о Джошуа. Стражники быстро расступились в стороны, пропуская ее: слух о ней уже прокатился по лагерю. Дочь Фиколмия с ней не пришла. Воршеву с еще не высохшими слезами от гнева и печали заперли в фургоне отца.
– Ведь преимущество было на вашей стороне, – сказал Деорнот женщине-ведьме. – Почему вы не нанесли удар? Почему позволили прислать сюда стражников?
Желтые глаза Джелой сверкнули в свете факелов.
– У меня не было никакого преимущества. Я уже тебе говорила, что не могу применять боевую магию. Да, я сумела выбраться из загона, но все остальное было самым обычным блефом. А теперь помолчи о том, чего не знаешь, и не мешай мне использовать мои умения как полагается. – И она снова повернулась к принцу.
«Интересно, как ей удалось выбраться отсюда? – спросил себя Деорнот. – Вот она расхаживала в тенях в дальнем углу загона, а в следующее мгновение исчезла».
Он покачал головой. Спорить с ней не имело смысла, а в последнее время от него не было вообще никакого проку.
– Если я могу как-то помочь, мой принц, вам нужно только попросить. Он опустился на колени и мельком взглянул на женщину-ведьму. – Простите меня за необдуманные слова, валада Джелой.
Она фыркнула, принимая извинения. Деорнот встал и отошел в сторону.
Остальные измученные члены их отряда сидели у другого костра. Тритинги, которым было не совсем чуждо сострадание, дали им ветки, чтобы они смогли развести огонь. «Они, конечно, не лишены сочувствия, – подумал Деорнот, – но и не глупы. Такая жалкая растопка даст немного тепла, но ее невозможно использовать как оружие, если, например, поджечь». Мысль об оружии заставила его задуматься, когда он уселся между Санфуголом и Стрэнгъярдом.
– Как отвратительно все заканчивается, – сказал он. – Вы слышали, что произошло с Джошуа?
Стрэнгъярд вскинул вверх худые руки.
– Они необразованные варвары, эти жители лугов. Матерь Элизия, я знаю, что в глазах Бога все люди равны, но то, что они сотворили, настоящее зверство! Я хочу сказать, что даже невежество не может служить оправданием такого… – Он разволновался и замолчал.
Санфугол сел, морщась от боли в ноге. Любой, кто его знал, был бы потрясен: арфист, который прежде выглядел безупречно и одевался так тщательно, что иногда это вызывало улыбку, был грязным и оборванным, точно бездомный бродяга.
– А если Джошуа умрет? – тихо спросил он. – Он мой господин, и я его люблю, наверное, но, если он погибнет… что станется с нами?
– Если нам повезет, наше положение будет немногим лучше, чем у рабов, – сказал Деорнот, и у него появилось ощущение, будто эти слова сорвались с чужих губ. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Как могло до такого дойти? Еще год назад мир был привычным, точно кусок хлеба на ужин. – Если не повезет… – продолжал он, но не договорил, впрочем, в этом не было нужды.
– Хуже всего будет женщинам, – прошептал Стрэнгъярд, оглянувшись на герцогиню Гутрун, державшую на коленях спавшую Лелет. – Эти люди безбожники и дикари. Вы видели шрамы, которые они сами себе наносят?
– Изорн, – неожиданно позвал Деорнот. – Если можешь, подойди сюда.
Сын герцога Изгримнура прополз вокруг жалкого огня и сел рядом с ними.
– Я думаю, – сказал Деорнот, – что мы должны быть завтра готовы что-то сделать, когда они заставят Джошуа сражаться.
Стрэнгъярд озабоченно поднял голову.
– Но нас же так мало… полдюжины среди тысяч.
Изорн кивнул, и на его широком лице появилась мрачная полуулыбка. – По крайней мере, мы можем выбрать, как умереть. И я не позволю им забрать мою мать. – Улыбка исчезла. – Клянусь Усирисом, сначала я ее убью.
Санфугол принялся озираться по сторонам, словно рассчитывал, что кто-то объяснит ему странную шутку.
– Но у нас нет оружия! – взволнованно прошептал он. – Вы сошли с ума? Возможно, мы сможем остаться в живых, если не будем ничего предпринимать, а если выступим против них, тогда определенно умрем.
Деорнот покачал головой.
– Нет, арфист. Если мы не станем сражаться, значит, мы не мужчины, и не важно, убьют они нас или нет. Мы будем хуже собак, которые, по крайней мере, рвут брюхо медведя, когда он на них нападет. – Он окинул взглядом лица товарищей. – Санфугол, – сказал он наконец, – мы должны все спланировать. Почему бы тебе не спеть нам песню на случай, если кому-то из пастухов станет интересно, почему мы тут собрались или о чем говорим?
