Гутвульф вытащил кинжал из ножен и метнул в дверь, он вонзился в дубовое дерево и задрожал. Граф пересек комнату и вытащил кинжал, а потом коротким быстрым движением метнул снова. Ветер шумел в кронах деревьев снаружи. Гутвульф оскалился. Лезвие снова вошло в дерево.
* * *
Саймон находился во сне, не являвшемся сном, а голос у него в голове продолжал:
«… Понимаешь, Хакатри, мой самый спокойный из сыновей, возможно, именно с этого момента и начались наши проблемы. Я только что говорила о Двух семьях так, будто лишь мы уцелели из Вениха до’сэ, но именно лодки тинукеда’я позволили нам пересечь Великое море. Ни мы, зида’я, ни наши собратья хикеда’я не сумели бы добраться до этих земель, если бы не Руян Навигатор и его народ, – но, к нашему стыду, мы обращались с Детьми Океана так же плохо, как и в садах за морем. Когда большая часть народа Руяна ушла, самостоятельно отправившись в новые земли, именно тогда тени стали расти. О Хакатри, мы потеряли разум, когда взяли с собой прежнюю несправедливость, а ей бы следовало умереть в нашем старом доме на Самом Далеком Востоке…»
* * *
Сияя в пламени, маска клоуна со странными плюмажами и рогами подпрыгивала перед глазами Тиамака, и на мгновение его охватило недоумение. Как мог так рано начаться Фестиваль Ветра? Ведь ежегодный праздник, посвященный Тому Кто Сгибает Деревья, должен начаться лишь через несколько месяцев? Но он смотрел на клоуна ветра, который кланялся и танцевал перед ним, – а как еще можно объяснить его головную боль, если не от избыточного употребления пива из папоротника – верный признак Фестиваля?
Клоун ветра негромко щелкнул и потянул что-то, зажатое в руке Тиамака. Что клоун делает? И тут он вспомнил: конечно же, он хочет получить монетку, у всех должна быть денежка для Того Кто Сгибает Деревья. Клоуны собирали блестящую дань в глиняные кувшины и трясли их, глядя на небо, – так возникал гремящий громкий звук, музыка фестиваля, – шум, который способствовал проявлению доброй воли Того Кто Сгибает Деревья, чтобы он не давал вредным ветрам устраивать наводнения в заливе.
Тиамак знал, что он должен отдать клоуну монетку – разве не для этого он захватил ее с собой? – Но уж слишком вкрадчиво клоун ветра его хватал – и это вызывало у Тиамака смущение. Маска клоуна подмигивала и ухмылялась; Тиамак, боровшийся с растущим чувством недоумения, еще крепче сжал металлический предмет. Что здесь не так?..
Внезапно перед глазами у него просветлело, и они широко раскрылись от ужаса. Кивающая маска клоуна превратилась в хитиновое лицо ганта, уцепившегося за лиану, свисавшую с дерева, что наклонилось над рекой. Их разделяло всего несколько локтей. Гант осторожно тыкал когтем насекомого, пытаясь схватить нож Тиамака, зажатый в его влажной от пота руке.
Тиамак закричал от отвращения и метнулся на корму лодки. Гант заскрежетал и защелкал жвалами, а потом замахал передней лапой, словно хотел показать, что все произошедшее было ошибкой. Через мгновение Тиамак схватил шест и ударил его прежде, чем он успел вернуться обратно на дерево. В результате гант полетел в реку, поджав лапы, словно обожженный паук, и с тихим всплеском исчез в зеленой воде.
Тиамак содрогнулся от отвращения, дожидаясь, когда гант вынырнет на поверхность, услышал громкое щелканье, поднял голову и увидел дюжину гантов, каждый размером с крупную обезьяну, уставившихся на него с верхних ветвей, где они находились в безопасности. Их лишенные выражения черные глаза блестели, и Тиамак не сомневался: если бы они знали, что он не может встать, то сразу бы на него напали; тем не менее очень странно, что ганты осмелились атаковать взрослого человека, пусть и раненого. Так или иначе, ему оставалось надеяться, что они не понимают, насколько он слаб или какую рану скрывает окровавленная повязка на ноге.
– Ну, давайте, уродливые жуки! – закричал он, размахивая шестом и ножом, и от собственного крика голова у него заболела сильнее. Он поморщился, надеясь, что не потеряет сознание от усилий, в противном случае он не сомневался, что уже не придет в себя. – Спускайтесь, и я преподам вам такой же урок, как вашему приятелю!
Ганты злобно стрекотали, словно хотели сказать, что им некуда спешить, и, если они не доберутся до него сегодня, это достаточно скоро сделают их собратья. Твердые, покрытые лишайником панцири скрипели, задевая ветки, – ганты забирались выше на дерево. Борясь с дрожью, Тиамак спокойно, но решительно направил лодку к середине протоки, подальше от деревьев с низко свисавшими ветвями.
Солнце, которое не успело подняться высоко над горизонтом, когда Тиамак в последний раз на него смотрел, после полудня стало двигаться с поразительной быстротой. Должно быть, он задремал, несмотря на ранний час. Лихорадка отняла у него много сил. Сейчас она вроде бы отступила, но он все еще чувствовал ужасную слабость, а раненая нога пульсировала от боли, словно была объята пламенем.
Неожиданно Тиамак рассмеялся хриплым неприятным смехом. Подумать только, еще два дня назад он размышлял, какие обязательства важнее, а какие дела следует отложить! Он вспомнил, что собирался отправиться в Наббан, чтобы выполнить требование старейшин племени, и на время забыть о Кванитупуле – решение, на которое у него ушло много тревожных часов. Но его тщательно продуманный выбор изменился в одно ужасное мгновение. Теперь он может считать большой удачей, если живым доберется до Кванитупула, о долгом путешествии в Наббан теперь он не мог даже думать. Он потерял много крови и получил серьезную рану. В этой части Вранна не росли необходимые ему лекарственные растения. Кроме того, ко всем прочим несчастьям, Тиамака заметило гнездо гантов и посчитало легкой добычей!
Сердце отчаянно колотилось у него в груди, и он чувствовал, что на него давит серая туча слабости. Тиамак опустил тонкую руку в реку и плеснул водой в лицо. Отвратительное существо его касалось, ловко, как карманник, пытаясь вытащить нож, чтобы его соплеменники могли атаковать Тиамака, не встретив сопротивления. И почему люди думают, будто ганты всего лишь животные? Некоторые вранны утверждают, что ганты всего лишь переросшие жуки или крабы, на которых они очень похожи, но Тиамак видел жуткий ум в безжалостных черных глазах. Должно быть, их создали Те Кто Выдыхают Тьму, а вовсе не Та Что Породила Человечество, как часто повторял старый Могаиб, но это не делало их глупыми.
Тиамак быстро изучил содержимое лодки, чтобы убедиться, что ганты ничего не забрали до того, как он очнулся. Все его жалкое имущество – несколько тряпок, служивших одеждой, Призывающая палка от старейшин племени, несколько кухонных принадлежностей, праща, а также свиток Ниссеса в мешке из промасленной кожи – было разбросано по дну лодки, но вроде бы оставалось в целости и сохранности.
В лодке лежал скелет рыбы, охота на которую привела его к неприятностям. За последние два дня озноба и безумия он, наверное, съел большую ее часть, если только это не сделали птицы, пока он спал. Тиамак попытался вернуться в то время, когда его мучила лихорадка, но сумел вспомнить лишь, как бесконечно орудовал веслом, а небо и вода кровоточили цветом, точно глазурь, стекающая с плохо обожженного кувшина. Зажигал ли он огонь, чтобы вскипятить болотную воду перед тем, как промыть рану? В голове у него мелькали смутные картины попыток поджечь трут, лежавший в глиняной миске для приготовления еды, но он не знал, получилось ли у него.
