Лицо было худощавым, но более круглым, чем у Джирики. Как и у принца, чуждое строение делало его выражение холодным, жестоким и немного животным, однако диковинно красивым. Этот ситхи казался более молодым и менее настороженным, чем Джирики: ее лицо – только сейчас Саймон сообразил, что перед ним женщина, – ее невероятно подвижное лицо постоянно менялось, словно ситхи надевала одну маску за другой.
– Сеоман, – сказал она и тихонько рассмеялась. Ее палец в белой перчатке коснулся его лба, легкий и сильный, как крыло птицы. – Сеоман Снежная Прядь.
Саймон задрожал.
– Кт… кто… кто?..
– Адиту. – В ее глазах появилась легкая насмешка. – Моя мать дала мне имя Адиту но-Са’онсерей. Меня послали за тобой.
– П-послали? К-кто?..
Адиту склонила голову набок, изящно выгнула шею и посмотрела на Саймона так, словно он грязное, но забавное животное, оказавшееся на пороге ее дома.
– Мой брат, смертное дитя. Конечно меня послал Джирики. – Она не сводила с него взгляда, когда Саймон начал внезапно раскачиваться взад и вперед. – Но почему ты так странно выглядишь?
– Вы были… в моих снах? – горестно спросил он.
Она продолжала с любопытством на него смотреть, а он резко сел в снег у ее босых ног.
– Конечно, у меня есть сапоги, – позднее сказала Адиту. Каким-то образом она сумела развести костер, расчистив снег и собрав хворост рядом с тем местом, где упал Саймон, потом сделала легкое движение быстрыми пальцами – и огонь загорелся. Саймон неотрывно смотрел в пламя костра, пытаясь заставить свой разум нормально думать. – Я просто их сняла, чтобы подойти бесшумно. – Ее взгляд смягчился. – Я не знала, кто так оглушительно шумит, но, конечно, это оказался ты. Тем не менее очень приятно ощущать снег на коже.
Саймон содрогнулся, представив прикосновение льда к босым пальцам ног.
– А как вы меня нашли? – спросил он.
– Зеркало. У него очень сильная песня.
– Значит… значит, если бы я потерял зеркало, вы бы меня не отыскали? – спросил Саймон.
Адиту бросила на него серьезный взгляд.
– О, рано или поздно я бы тебя нашла, но смертные такие хрупкие. Возможно, я не увидела бы ничего интересного. – Она сверкнула зубами, и Саймон понял, что это улыбка.
Адиту казалась одновременно более, но и менее человечной, чем Джирики, – иногда по-детски беспечной, в другие моменты более экзотичной и чуждой, чем ее брат. Многие качества, которые Саймон наблюдал у Джирики – кошачье изящество и бесстрастие, – в его сестре были выражены сильнее.
Пока Саймон раскачивался назад и вперед, все еще сомневаясь, не спит ли он и в своем ли уме, Адиту засунула руку под белый плащ – который, как и белые штаны, делал ее почти невидимой на фоне заснеженного леса, – вытащила сверток в блестящей ткани и протянула Саймону. Некоторое время он неловко пытался его развернуть – и наконец обнаружил внутри каравай золотисто-коричневого хлеба, казалось, только что из печи, и пригоршню больших розовых ягод.
Саймону пришлось есть медленно, очень маленькими кусочками, чтобы ему не стало плохо; тем не менее после каждого у него возникало ощущение, что он попал в рай.
– Где вы это нашли? – спросил он, наслаждаясь ягодами.
Адиту долго на него смотрела, словно принимала важное решение, однако заговорила нарочито небрежно.
– Скоро ты все увидишь. Я отведу тебя туда – хотя такого еще не случалось прежде.
Саймон не стал спрашивать, что означают ее слова.
– А куда вы меня отведете? – вместо этого задал он вопрос.
– К моему брату, как он меня попросил, – сказала Адиту. – В дом нашего народа – в Джао э-тинукай’и.
Саймон закончил жевать и проглотил.
– Я пойду куда угодно, если там есть огонь, – заявил он.
Глава 21. Принц травы
– Ничего не говори, – прошептал Хотвиг, – но посмотри на чалого у ограды.
Деорнот взглянул туда, куда незаметно показал тритинг, и его глаза загорелись, когда он увидел чалого жеребца. Конь с опаской смотрел на Деорнота, переступая с ноги на ногу, словно в любой момент мог обратиться в бегство.
– О да, – кивнул Деорнот. – Гордое животное. Вы его видели, мой принц?
Джошуа, который стоял, опираясь на ворота у дальней части загона, махнул рукой. Голова принца была перевязана льняными бинтами, и он двигался медленно, как если бы все кости у него были сломаны, однако Джошуа настоял, что он должен участвовать в выборе плодов своей победы. Фиколмий, сходивший с ума от ярости от того, что Джошуа заберет тринадцать лошадей тритингов из собственных загонов марк-тана, прислал вместо себя своего хранителя рэнда Хотвига. Однако тот не стал вести себя как его господин, а держался уважительно, в особенности с принцем Джошуа. Не так уж часто однорукий мужчина убивает противника, который больше его в полтора раза.
– Как зовут чалого жеребца? – спросил Джошуа у конюха Фиколмия, жилистого старика с почти лысой головой.
– Виньяфод, – коротко бросил тот и отвернулся.
– Это значит Ноги Ветра… принц Джошуа. – Хотвиг неловко произнес титул.
Хранитель рэнда накинул веревку на шею жеребца и подвел недовольное животное к принцу.
Джошуа улыбнулся, оглядел лошадь с головы до ног, потом дерзко протянул руку и приподнял верхнюю губу, чтобы посмотреть на зубы. Жеребец тряхнул головой и отпрянул, но Джошуа снова схватил его за губу. Конь несколько раз повел головой, но в конце концов позволил принцу себя осмотреть, тревогу выдавали только его быстро моргавшие глаза.
– Ну, мы, несомненно, возьмем его с собой на восток, – сказал Джошуа, – хотя сомневаюсь, что Фиколмию это понравится.
– Не понравится, – торжественно сказал Хотвиг. – Если бы на кону не стояла его честь перед кланами, он бы убил тебя только за то, что ты подошел к его лошадям. Виньяфода Фиколмий потребовал в первую очередь после победы над Блемантом, когда стал вождем кланов.
Джошуа серьезно кивнул.
– Я не хочу, чтобы марк-тан разозлился, отправился за нами в погоню и поубивал всех, и не важно, давал он клятву или нет. Деорнот, предоставляю тебе выбрать остальных лошадей; ты понимаешь в них лучше меня. Вне всяких сомнений, мы возьмем Виньяфода – он будет моим. Я уже устал хромать. Но, как я уже говорил, не бери лучших, чтобы у Фиколмия не возникло желания себя обесчестить.
– Я буду тщательно их отбирать, сир. – Деорнот прошел вдоль загона.
Конюх его увидел и попытался отойти в сторону, но Деорнот взял старика за локоть и начал задавать ему вопросы. Конюху ужасно хотелось сделать вид, что он ничего не понимает.
Джошуа наблюдал за происходящим с легкой улыбкой на губах, перенося вес с одной на ноги на другую, чтобы хоть как-то облегчить боль во всем теле. Хотвиг долго наблюдал за принцем краем глаза, а потом спросил:
