Саймон повернулся и увидел Джирики, который стоял в тени, в противоположном конце комнаты.
– Добро пожаловать в Джао э-тинукай’и, Сеоман, – сказал он. – Я рад нашей встрече.
– Джирики! – Саймон бросился вперед, не успев даже подумать, и заключил стройного ситхи в объятия. На мгновение принц напрягся, но сразу расслабился. – Ты так и не попрощался, – сказал Саймон и смущенно отстранился.
– Ты прав, – не стал спорить Джирики.
Он был в длинном свободном одеянии, сшитом из тонкой синей ткани, туго завязанном на поясе широкой красной лентой. Лавандовые волосы, заплетенные в две косы, спускались на плечи, на голове их скреплял гребень из бледного полированного дерева.
– Я бы умер в лесу, если бы ты мне не помог, – неожиданно сказал Саймон и смущенно рассмеялся. – Ну, если бы не пришла Адиту. – Он повернулся, чтобы на нее взглянуть, сестра Джирики не сводила с него глаз и кивнула, соглашаясь. – Я бы умер. – Только сейчас Саймон понял, что говорит правду.
Он уже начал прощаться с жизнью, когда Адиту его нашла – с каждым днем все больше удаляясь от живых людей.
– Итак. – Джирики сложил руки на груди. – Для меня честь, что я сумел тебе помочь. Однако мои обязательства еще не закрыты. Я должен тебе две жизни. Ты мой носитель Стрелы, Сеоман, и таковым останешься. – Он посмотрел на сестру. – Бабочки уже собрались.
Адиту ответила ему на их напевном языке, но Джирики поднял руку.
– Говори так, чтобы Сеоман нас понимал. Он мой гость.
Адиту некоторое время смотрела на брата.
– Мы встретили Кендрайа’аро, – сказала она. – Он недоволен.
– Дядя постоянно недоволен со времен падения Асу’а. Это никак не может помешать моим планам.
– Тебе прекрасно известно, что тут нечто большее, Ивовый Прутик. – Адиту пристально посмотрела на брата, но ее лицо оставалось бесстрастным. Потом она повернулась и бросила быстрый взгляд на Саймона, и на мгновение ее щеки потемнели от смущения. – Как странно говорить на его языке.
– Наступили странные времена, Кролик, – и ты это знаешь. – Джирики поднял руки к солнечному свету. – О, какой день. Нам нужно идти, всем троим. Бабочки уже собрались, как я сказал. Я говорил о Кендрайа’аро легко, но на сердце у меня тяжесть.
Саймон в полнейшем недоумении посмотрел на Джирики.
– Сначала позвольте мне снять эту глупую одежду, – сказала Адиту.
Она так быстро выскользнула в другую, скрытую дверь, что Саймону показалось, будто она растворилась в тени.
Джирики тем временем повел Саймона в переднюю часть дома.
– Мы подождем ее внизу. Нам с тобой нужно о многом поговорить, Сеоман, но сначала мы пойдем к Ясире.
– А почему она назвала тебя Ивовым Прутиком? – У Саймона на языке вертелось множество вопросов, но задать он сумел только этот.
– А почему я называю тебя Снежной Прядью? – Джирики заглянул в лицо Саймона и улыбнулся своей обаятельной хищной улыбкой. – Я рад видеть, что ты в порядке, человеческое дитя.
– Нам пора, – вмешалась Адиту.
Она появилась за спиной Саймона настолько бесшумно, что он даже ахнул. Адиту сменила зимнюю одежду на платье из тончайшей полупрозрачной ткани мерцавшего белого цвета, с оранжевым закатным поясом. Ее стройные бедра и маленькие груди отчетливо проступали под свободным платьем, и Саймон почувствовал, что у него начинает гореть лицо. Он вырос с горничными, но они неизменно отсылали его спать с другими поварятами. Почти обнаженное прекрасное тело выводило его из равновесия. Саймон понял, что не сводит с Адиту глаз, отчаянно покраснел и одной рукой невольно сотворил знак Дерева у себя на груди.
Смех Адиту был подобен дождю.
– Я так счастлива, что избавилась от всего лишнего! Там, где находился наш юный гость, Джирики, было холодно. Очень холодно!
– Ты права, Адиту, – мрачно отозвался Джирики. – Мы легко забыли зиму, когда в нашем доме властвует лето. А теперь нам пора отправляться в Ясиру, где некоторые не хотят верить в существование зимы.
Он вывел их из своей необычной передней в залитый солнцем коридор из плакучих ив, росших вдоль реки. Адиту последовала за ним. Саймон шел последним, продолжая отчаянно краснеть – ему ничего не оставалось, как наблюдать за пружинистой походкой и раскачивавшимися бедрами Адиту.
Некоторое время Саймон, которого продолжала отвлекать Адиту в роскошном летнем платье, ни о чем не мог думать, но даже гибкая сестра Джирики и чудеса Джао э-тинукай’и не могли отвлечь его надолго. Некоторые произнесенные слова начали его тревожить: выходило, что Кендрайа’аро зол на него, а еще Адиту говорила о нарушении правил. Что же происходит на самом деле?
– Куда мы идем, Джирики? – наконец спросил Саймон.
– В Ясиру. – Ситхи указал вперед. – Вон туда, видишь?
Саймон посмотрел, прикрыв глаза от ослепительного солнечного света. Его многое отвлекало, и яркий свет сильнее остального. И почему он снова позволил куда-то себя вести, когда ему больше всего хотелось улечься в клевере и поспать?..
Сначала ему показалось, что Ясира – это лишь странной формы шатер, центральный шест которого поднимался вверх на пятьдесят локтей. Его ткань казалась более яркой и разноцветной, чем другие прекрасные сооружения в Джао э-тинукай’и. Только через две дюжины шагов Саймон сообразил, что центральным шестом служил гигантский, широко раскинувший ветви ясень, чья крона уходила в лесное небо. И лишь после того, как он приблизился еще на сотню шагов, он понял, почему ткань огромного шатра мерцает.
Бабочки.
К раскидистым ветвям ясеня были привязаны тысячи нитей, таких тонких, что они казались параллельными лучами света, окружавшими дерево. На нитях, сверху донизу, вплотную друг к другу, точно кровельная дранка, сидели, лениво помахивая радужными крылышками… миллионы и миллионы бабочек, всех возможных и невозможных цветов, оранжевые и винно-красные, темно-красные и лазурные, бледно-желтые и бархатно-черные, как ночное небо. Тихий шелест их крыльев наполнял теплый летний воздух, словно он обрел собственный голос. Они едва заметно шевелились, словно засыпали, но в целом оставались на месте, насколько видел Саймон. Бесчисленные осколки ослепительно-яркого, пульсировавшего сияния, бабочки дробили солнечный свет, словно несравненные сокровища из живых самоцветов.
В эти мгновения Саймону показалось, что Ясира является дышащим, сияющим центром Творения. Он остановился и внезапно беспомощно расплакался.
Джирики не видел реакции ошеломленного Саймона.
– Маленькие крылья в тревоге, – сказал он. – Очевидно, с’хью Кендрайа’аро уже им рассказал.
Саймон всхлипнул и вытер глаза. Теперь, когда он увидел Ясиру, ему стала понятна горькая ненависть Инелуки Короля Бурь к несведущему разрушительному человечеству. Пристыженный Саймон слышал слова Джирики так, будто они доносились издалека. Принц ситхи говорил что-то о своем дяде – упоминал ли Кендрайа’аро бабочек? Саймону было все равно. Он не хотел думать; он хотел лечь. Он хотел спать.