– В зеркале? В зеркале из чешуйки дракона?
Саймон кивнул.
– Я знаю, что мне не следовало им пользоваться до тех пор, пока не потребуется твоя помощь, но так уж получилось… случайно. – И он описал свою странную встречу с Амерасу и ужасающее появление Утук’ку в серебряной маске.
Казалось, Джирики совершенно забыл о сверчках, несмотря на великолепие их песни.
– Я не запрещал тебе использовать зеркало, Сеоман, – сказал принц. – Удивительно то, что ты сумел увидеть в нем не только собственное отражение. Это странно. – Он сделал незнакомый Саймону жест рукой. – Я должен поговорить с Первой Бабушкой. Очень странно.
– А могу я пойти с тобой? – спросил Саймон.
– Нет, Сеоман снежная Прядь. – Джирики улыбнулся. – Никто не отправляется на встречу с Амерасу, Рожденной на Корабле, без ее приглашения. Даже Корень и Ветка – так следует называть ее ближайшую родню – должны вежливо просить об этой привилегии. Ты даже представить не можешь, как странно то, что ты увидел ее в зеркале. Ты угроза, человеческое дитя.
– Угроза? Я?
Ситхи рассмеялся.
– Твое присутствие, вот что я имею в виду. – Он легко коснулся плеча Саймона. – Ты уникален, Снежная Прядь. Ты непредсказуемый и неизвестный фактор. – Джирики встал. – Мне нужно действовать. Я знаю, что медлить не следует.
Саймон, который никогда не любил ждать, остался со своими мыслями, рядом с прудом, сверчками и недостижимыми звездами.
Все казалось Саймону таким странным. Совсем недавно он сражался за свою жизнь, возможно, даже судьбу всего Светлого Арда. Ему пришлось бороться, несмотря на ужасную усталость, с темной магией, обладая минимальными шансами на победу; а потом зима исчезла, и он оказался заброшенным в лето, далеко от смертельных опасностей и… его окружала скука.
Но, сообразил Саймон, все совсем не так просто. Из того что его изъяли из привычного мира, вовсе не следовало, что оставленные им проблемы решены. Напротив: где-то там, живая или мертвая в заснеженном лесу за Джао э-тинукай’и, находилась его лошадь Искательница и ее тяжкая ноша – меч Шип, ради которого он и его друзья прошли сотни лиг и проливали драгоценную кровь. Люди и ситхи в равной степени умирали, чтобы отыскать клинок для Джошуа. А теперь, когда меч, скорее всего, потерян в лесу, Саймона пленили с такой же небрежностью, с какой Рейчел однажды заперла его в одной из темных кладовых Хейхолта за какой-то незначительный проступок.
Саймон рассказал Джирики о потерянном мече, однако ситхи лишь пожал плечами, сохраняя полную безмятежность, что взбесило Саймона. Но он ничего не мог сделать.
Саймон взглянул вверх. Он шел вдоль берега, дом Джирики вместе с картинами, сотканными из узлов, остался далеко у него за спиной. Он присел на камень и стал наблюдать, как белая цапля на длинных ногах-ходулях стоит на мелководье, ее блестящий глаз смотрел на воду равнодушно, она делала вид, что ее не интересуют страхи осторожной рыбы.
Он был уверен, что прошло не менее трех недель с тех пор, как он попал в долину. В течение последних нескольких дней его заключение стало казаться ему чем-то вроде ужасно глупой шутки, которая продолжается слишком долго и теперь может испортить удовольствие всем.
Что я могу сделать?! Полный раздражения, он вытащил из земли веточку и швырнул ее в воду. Уйти от ситхи было невозможно.
Вспоминая о грандиозной неудаче своей первой попытки бегства, за которой последовали другие эксперименты, подтвердившие первоначальный вывод, Саймон презрительно фыркнул и швырнул другую ветку в воду. Каждая следующая попытка сбежать приводила его в центр Джао э-тинукай’и.
«Как я мог быть таким олухом? – с тоской думал он. – Почему решил, что мне будет легко отсюда сбежать, когда мы с Адиту ушли от зимы, чтобы сюда попасть?»
Ветка закрутилась, вращаясь, как флюгер, а потом ее унесло слабое течение.
«Она, как я, – подумал Саймон, глядя на ветку. – Именно так меня воспринимают ситхи. Некоторое время я пробуду здесь, а потом умру, а они даже не поймут, что я старею».
От этой мысли его вдруг охватил ужас, и внезапно более всего на свете ему захотелось оказаться среди таких же недолго живущих людей, даже рядом с Рейчел Драконихой, чем с этими безупречно вежливыми бессмертными с кошачьими глазами.
Саймона переполняли тревоги и раздражение, и он прыжками помчался вверх по берегу, пиная тростник, попадавшийся на пути, и едва не столкнулся с одетым в свободные синие штаны мужчиной ситхи, который стоял в зарослях и смотрел в сторону реки. В первый момент Саймон подумал, что незнакомец за ним шпионит, но тонкое лицо ситхи не изменилось, когда он подошел ближе. И ситхи не отвел глаз, когда юноша его миновал. Незнакомец тихонько напевал хриплую мелодию, состоявшую из свиста и пауз. Его внимание было сосредоточено на росшем на берегу реки дереве, чьи корни уходили в воду.
Саймон не удержался от недовольного фырканья. Что не так с этими людьми? Они бродят повсюду, как сомнамбулы, говорят вещи, не имеющие смысла, – даже Джирики иногда произносит таинственную чепуху, а ведь он всегда казался Саймону самым прямым из всех ситхи, – и все смотрят на него, как на насекомое. Если вообще соизволяют заметить.
Несколько раз Саймон встретил Ки’ушапо и Сиянди, сопровождавших Джирики и отряд Саймона во время путешествия на север от Альдхорта до подножия Урмшейма – он не сомневался, что это они, но ни тот, ни другой никак не показали, что узнали его, даже не поздоровались. Саймон не мог поклясться, что не ошибся, но то, как они старательно отводили глаза в сторону, убедило его, что он прав.
После путешествия по северным пустошам родич Джирики Ан’наи и солдат из Эркинланда Гриммрик погибли на драконьей горе Урмшейм, под ледяным водопадом, получившим имя Дерево Удун. Их похоронили вместе, смертного и бессмертного, и тогда Джирики сказал, что история таких случаев не знала в течение столетий. А теперь Саймон, смертный, пришел в запретный Джао э-тинукай’и. Ки’ушапо и Сиянди могли не одобрять его пребывания здесь, но они знали, что он спас их принца Джирики, а еще, что Саймон Хикка Стайя, Несущий Стрелу, – так почему же они так старательно его избегают?
А если Саймон ошибся, тогда почему настоящие Ки’ушапо и Сиянди его не нашли, ведь он единственный смертный среди ситхи. Неужели они так рассердились на Саймона за появление здесь, что не могут хотя бы поздороваться? Может быть, им в каком-то смысле неловко за Джирики, который привел такое существо в их тайную долину? Тогда почему они ему этого не сказали, почему не сказали ничего? Дядя Джирики, Кендрайа’аро, хотя бы честно и прямо выказал свое отрицательное отношение к смертным.
Размышления о подобных вещах привели Саймона в еще более мрачное настроение. Полный гнева, он снова спустился к речному берегу. Ему потребовалось огромное усилие, чтобы не вернуться к наблюдавшему за рекой красавцу ситхи, чтобы окунуть его тонкое, чуждое лицо в грязь.
Саймон зашагал по долине, он уже не думал о побеге, просто хотел избавиться от переполнявших его чувств, на пути ему встретились еще несколько ситхи, большинство просто гуляли в одиночку, хотя попались и несколько молчаливых пар. Некоторые смотрели на него с нескрываемым интересом, другие, казалось, не замечали. Группа из четырех ситхи слушала пятого, который пел, и они не отрываясь следили за плавными движениями певца.
