Сейчас, когда секрета больше не было, не осталось и страха. Чего бояться, если все маски сброшены? Теперь остается лишь ждать.
– Знаешь, меня с детства воспитывали в вере, – едва слышно произнес господин Томас. – Храм был для меня всем. Семьей, другом, учителем и смыслом. И я всегда знал, что магия греховна. Что она идет от тьмы, что вредит людям. Ведьмы ужасны, они насылают проклятия, подчиняют своей воле, заставляют делать то, что им нужно. Но ты не первая из них, кто спас мне жизнь, хотя я не думал, что вы способны на такое.
– Вы удивитесь, господин Томас, но многие ведьмы никому и никогда не причиняли зла. Скорее, наоборот.
– Почему вы не оставили меня? – чистильщик подошел к девушке, заглянув ей прямо в глаза. – Вы могли бы ничего не делать, но помогли, даже зная, кто я такой. Прошлая хотя бы не знала…
– Прошлая? – Лина наконец поняла. – Так это и есть ваш секрет? То, что было на вас у лорда Дориана?
– Да. Он узнал, что я не сообщил храму об одной из ведьм, а напротив, защищал ее, и стал шантажировать меня этим. Честно, я и сам не был уверен, что поступаю правильно, скрывая создание тьмы от очищающего света веры. Но ты не ответила.
– Почему я помогла вам? Тут все просто. Я ведь не могу иначе. Если я вижу кого-то в беде, то я помогаю ему, – улыбнувшись, ответила Лина. – Любой честный человек поступает так же. Только вот у меня гораздо больше сил и возможностей это сделать, чем у других.
– Я все равно не понимаю, – господин Томас стиснул виски ладонями. – Я думал, что та ведьма исключение из правил. Но спасая меня она не знала, что я служитель храма, и даже не догадывалась, что я смогу увидеть ее магию. Однако ты… этот твой поступок противоречит тому, что мне говорили всю мою жизнь.
– Простите, господин Томас. Но быть может вам просто говорили неправду?
Глава 28.
Господин Томас был хорошим человеком.
А еще господин Томас всегда считал себя довольно праведным.
Выросший при храме, он исполнял заветы Создателя, отличаясь благочестием, добротой и милосердием к нуждающимся. Он исправно посещал службы еще до того, как сам начал их проводить. Он никогда не лгал, не воровал и не оскорблял других ни словом, ни делом.
Он молился по утрам, слушал сперва проповеди храмовников, а после наставления Великого Отца, и строго следовал им.
И, конечно, он ненавидел саму суть магии.
Еще до святого короля, развязавшего им руки, храмовники презирали ведьм. Но тогда они ничего не могли сделать, кроме как убеждать свою паству опасаться магии.
Господин Томас не знал, что за порядок вещей существовал «до» – он был слишком молод для этого, но в храме рассказывали ужасные вещи.
Ведьмы насылали проклятия, губили скот и посевы, манипулировали, подчиняли своей воле, и простой народ ничего не мог с этим поделать. А короли потворствовали магии, сами пребывая в грехе прелюбодеяния и алчности, пока не появился достаточно честный правитель, чтобы воспротивиться соблазнам.
После этого ведьмы получили по заслугам, но их все еще нужно держать в узде. Если только храм ослабит хватку, если только чистильщики остановятся, а костры потухнут, тогда ведьмы снова почувствуют свободу, соберут свои силы, и больше никто не сможет их остановить.
Поэтому храм не должен быть слабым – это дорого обойдется простому народу.
Так учили господина Томаса, и в этом он был уверен большую часть своей жизни.
Обладая острым умом, Томас быстро пробился на вершину. У него было особое чутье на ведьм – он никогда не ошибался, а еще умел находить неоспоримые доказательства. Он не зажигал костры, но он приводил к ним жертв.
Господин Томас был непоколебим, рука его не дрожала, а сон был крепок. Он считал, что делает все правильно, а потому совесть его не терзала. Ровно до тех пор, пока он не встретил одну особенную ведьму.
Дело было неподалеку от дворца. Господин Томас переходил улицу, когда из-за поворота выскочил экипаж, потерявший управление.
Обезумевшие лошади были явно чем-то испуганы, неслись, не разбирая дороги и господин Томас оказался под копытами. Он попытался отползти, но сделал только хуже. Будто в заморозке, Томас наблюдал, как передняя нога лошади в железной подкове медленно опускается ему прямо на лицо, но внезапно начинает скользить по воздуху, словно натыкаясь на невидимый щит, и в итоге ударяет рядом, о брусчатку мостовой.
К господину Томасу сразу подбежали прохожие, принялись поднимать его, спрашивать все ли с ним в порядке, но он не сводил глаз с одной единственной женщины.
Пожилая, аристократической внешности матрона, смотрела на него в ответ.
В тот момент на одежде Томаса не было крестов, и едва ли кто мог узнать в нем служителя храма, так что ведьма наверняка помогла ему по чистой случайности. А то, что перед ним ведьма Томас был уверен. Он видел, как мелькнули по ее пальцам слабые голубые искры, видел такое же, едва заметное, сияние в воздухе над своей головой.
Господин Томас, поймавший столькое количество колдуний, всегда знал, куда смотреть, и потому видел.
– Что теперь со мной станет? – спросила женщина, когда зеваки разошлись.
У нее были добрые глаза, и выглядела она совсем не так, как в представлениях господина Томаса должна выглядеть ведьма. Впрочем, чистильщик знал, что первое впечатление может быть весьма обманчиво.
– Вы спасли мне жизнь, и я не знаю, что теперь делать, – помявшись, ответил Томас.
Тогда он был моложе на десять лет, и не терпел компромиссов, но честь не позволила ему сразу отвести старушку в храм.
– Хорошо, тогда сейчас простите, мне нужно идти. Но меня всегда можно найти во дворце, – проговорила ведьма, а после пристально посмотрела на чистильщика. – Вы выглядите хорошим человеком. Надеюсь, вы поступите по совести.
Томас промолчал.
Двое суток он был нервным. Каждую минуту мужчина порывался отправиться к Великому Отцу и сдать тому ведьму, но всякий раз что-то останавливало его. В конце концов, сначала он решил узнать о ней побольше.
В глубине души Томас до последнего надеялся, что ведьма обманула его, и он больше никогда ее не найдет. Это бы решило моральную дилемму чистильщика, но ведьма не обманула. Она действительно жила во дворце, и подобное даже усугубляло дело, ведь было весомым поводом обвинить короля с принцем в укрывательстве магии. Однако Томас решил не спешить с выводами.
