Марион Шелби отшатнулась так, будто слова Дорсета были
пулями, попадавшими прямо в ее тело. Затем она подошла к Мейсону, как бы ища
возле него защиты.
– Вы… Вы не имеете права говорить подобные вещи. Это
неправда. Это…
– Успокойтесь, – сказал ей Мейсон. – Выслушаем сержанта
Дорсета до конца.
– Разве этого недостаточно?
– Если у вас имеется еще что-то в запасе, хотелось бы узнать
и это.
– В свое время.
Мейсон заговорил медленно и внушительно:
– При создавшихся обстоятельствах, миссис Шелби, принимая во
внимание то, что вы арестованы, я советую вам вообще не давать никаких
показаний.
– Но я собираюсь отрицать это абсурдное обвинение. Оно
абсолютно ложно и сделано со злым умыслом.
– В этом вы правы. Можете отрицать. Ну а теперь запомните,
миссис Шелби: если вы хотите, чтобы я защищал вас, то вам придется точно
выполнять мои советы. Представителям прессы вы будете отвечать: «Мне нечего вам
сказать», – а в полиции будете повторять только одно: «Не виновата. Однако не
собираюсь спорить с вами в отсутствие моего адвоката, а когда он придет сюда,
он сам будет говорить с вами».
– Понятно, – проворчал Дорсет, – по старой формуле.
– Совершенно верно, – ответил Мейсон. – Всякий раз, как у
меня появляется клиент, являющийся жертвой состряпанных обвинений, я неизбежно
прибегаю к той же формуле.
– «Состряпанных обвинений», – рассмеялся Дорсет.
– Я назвал это именно так, – ответил Мейсон.
– Ну хорошо, выслушайте все остальное, – сказал сержант. –
Она уговорила мужа застраховать свою жизнь в ее пользу, и притом на большую
сумму, затем написать официальное завещание тоже на ее имя. После этого она
отправилась в аптеку, где купила мышьяк якобы для того, чтобы травить крыс.
Однако этот мышьяк каким-то образом оказался в обеденной тарелке ее мужа.
– Но я и сама была отравлена одновременно с ним! – перебила
его Марион.
– Конечно, – терпеливо возразил ей Дорсет, – однако вы были
достаточно осторожны, чтобы в свою тарелку всыпать лишь символическую порцию, в
то время как мужу дали смертельную дозу.
– Это неправда.
– Помните, какая сумочка была у вас в руках в тот день?
Коричневая, из телячьей кожи, в цвет вашего костюма? – спросил Дорсет.
– Да.
– Так вот, в этой сумочке мы нашли в бумажке немного
оставшегося мышьяка.
– Нет, этого не могло быть! – с негодованием воскликнула
миссис Шелби.
– И придется сознаться в том, что сами купили этот мышьяк.
Вы не потрудились пойти для этого в какую-нибудь отдаленную аптеку, а пошли в
самую ближнюю от вашего дома.
– Зачем мне было идти куда-нибудь еще? Я не собиралась
ничего скрывать.
– Где именно вы купили мышьяк?
– Будьте осторожны, – подсказал ей Мейсон.
– Я вовсе не собираюсь быть осторожной, мистер Мейсон. Мне
незачем скрывать что-либо. Я купила мышьяк, чтобы травить крыс, и сделала это
по просьбе своего мужа.
– А что вы сделали с ним, принеся его домой? – спросил
Дорсет.
– Отдала мужу.
Дорсет рассмеялся:
– Видимо, это побудило его пригласить вас в ресторан и
всыпать яд в собственную тарелку! Немного подсыпал вам, а остаток вложил в вашу
сумочку. Интересное кино!
– Я…
– Возможно, что дело обстояло именно так, сержант, –
вмешался Мейсон. – И хотя вы сказали это с целью проявить свое остроумие, вы,
быть может, нарисовали правильную картину. Миссис Шелби, больше нам вообще
незачем разговаривать.
Однако Дорсет не унимался:
– Итак, миссис Шелби с горечью убедилась в том, что яд
недостаточно верное орудие убийства. Поэтому сегодня вечером она взяла в руки
шестизарядный револьвер из ящика своего мужа, столкнула его в воду, выстрелила
в него и после этого начала громко вопить о помощи.
– Это не так. Я ничего подобного не делала. Я уже обо всем
рассказала офицеру, который меня допрашивал, и объяснила, как все это
случилось.
– Я бы сказал, что это удачная выдумка, – вяло возразил
Дорсет.
– Это истинная правда!
– Послушайте, – сказал Мейсон, – если вы думаете, что
стреляла она, то возьмите отпечатки ее пальцев и…
– Форменная чепуха! – возразил Дорсет. – Я нисколько не верю
в эту методику в случаях преднамеренного убийства. Она надела перчатку, нажала
на револьверный спуск, а затем выбросила эту перчатку за борт. Из этого
револьвера выстрелили совсем недавно, так как в стволе еще сохранился свежий
запах пороха. Да она и не отрицает, что держала это оружие в руке в ту минуту,
когда был застрелен ее муж.
– Я вовсе не стреляла!
– Настаиваю на парафиновой пробе, – заявил Мейсон.
– Ну а парафин у вас есть?
– Конечно, нет. Но, может быть, есть здесь, на яхте?
– Нету! А кроме того, мне не нравится ваша настойчивость.
Есть множество способов обмануть следствие. Ну, так: вы не стреляли. А звук
выстрела вы слышали?
– Да.
– И ваш муж звонил вам из телефонной будки, находящейся на
носу яхты?
– Так он сказал мне.
– Но откуда же он мог позвонить вам?
– Сейчас вы начинаете задавать разумные вопросы, – вмешался
Мейсон. – И раз уж вы задали этот, то я настаиваю на том, чтобы вы проверили
отпечатки пальцев на всех телефонных аппаратах, находящихся на яхте. Быть
может, вам удастся обнаружить отпечатки самого Скотта Шелби.
Дорсет улыбнулся покровительственной улыбкой:
– Это было бы пустой тратой времени и материалов. Трудно,
знаете ли, найти черного кота в темной комнате, особенно если его там нет. Его
отпечатки найти невозможно просто потому, что он вовсе не звонил ей. Не мог ей
позвонить! Поэтому эта красочная деталь не вызывает никакого доверия. Она,
видимо, надеялась, что страховая компания с радостью выдаст ей пятьдесят тысяч
долларов, несмотря на то что застрахованный погиб от насильственной смерти
через шестьдесят дней после оформления страховки. Она пошла в ближайшую аптеку,
где и купила мышьяк, которым пыталась отравить своего мужа. Боже милостивый, до
чего же она наивна!
– Сержант, я еще раз прошу вас проверить отпечатки пальцев.
Сделайте парафиновую пробу, – сказал Мейсон.
– Чепуха! – ответил Дорсет и открыл дверь перед арестованной
миссис Шелби. Она вышла из каюты, высоко подняв голову.
