– Алла здесь только числилась! То есть, может быть, когда-то и работала, но только я тут уже третий год, а её видела раз шесть или семь. На праздниках, мы Перелом года все вместе отмечали, и на Белтайн, поскольку у Владимира Юрьевича как раз тридцатого апреля день рождения, а просто так, без повода – ни разу.
– Ну, хорошо, обедал он с этой самой Екатериной, это я понял. А на приёме кто из пациентов был, вы помните?
Разумеется, Амина помнила. Несмотря на не самые приятные манеры, помощница из неё, видимо, была неплохая: она сумела назвать не только время посещения и фамилию пациентки, но и проблему, с которой та пришла к Маркову. Она открыла в компьютере список посетительниц с именами и адресами, передала на печатающее устройство и с победным видом подала старшему инспектору.
На половину восьмого никто записан не был, в расписании стоял пробел. Глеб вопросительно посмотрел на Амину, та пожала плечами:
– Я работала вчера до семи. Обычно, если было нужно, Владимир Юрьевич просил меня задержаться, но вчера ничего такого он не говорил. А сегодня приём должен был быть с девяти утра, я пришла, а тут вот…
Она всхлипнула и схватилась за носовой платок; впрочем, Никонову показалось, что платок остался сухим.
– А кто такой Адверов Ю.С.? – спросил он.
– Понятия не имею, – сказала девушка и опустила взгляд, начав аккуратно складывать батистовый квадратик. – Можно, я пойду? Мне, между прочим, надо новую работу искать…
– Идите, Амина. Адрес свой оставьте, и способы связи, и из города не уезжайте.
Когда свидетельница ушла, инспектор посмотрел на список и тяжело вздохнул. Семь женщин сегодня узнают, что их лечащий врач более никого и никогда не примет, и с каждой необходимо поговорить. Живут все более или менее поблизости, и за это спасибо… Тут он вчитался в адреса и хмыкнул:
– Откуда-откуда? Из Покровского-Стрешнева? И что вас, Вера Николаевна, понесло через полгорода к не самому знаменитому или выдающемуся врачу? Ладно, с вас и начнём.
На часах была уже половина третьего, Никонов поморщился – есть хотелось всё сильнее – и вышел в коридор.
Агентство по созданию алиби было по соседству, через две двери, и занимало полторы комнаты: большую, метров двадцать, где стояло пять столов, и совсем крохотный кабинетик. За одним из столов сидел молодой человек, что-то ожесточённо печатавший на компьютере и даже не поднявший взгляда на посетителя. Четыре других пустовали. В дверях кабинетика стояла очень красивая девушка. Инспектор сразу понял, что это и есть та самая Катерина. «Каблучищи и юбка с носовой платок», вспомнил он и незаметно вздохнул: Амина забыла упомянуть, что ненавистная ей соперница была не только красива, но и невыносимо обаятельна…
Он представился, и девушка понимающе кивнула:
– Вы хотите поговорить о Владимире Юрьевиче?
– Мерзавец и мошенник, – отчётливо проговорил юноша, не переставая ни на минуту печатать.
Катерина покосилась на него и потянула Никонова за рукав:
– Пойдёмте куда-нибудь. Здесь всё равно поговорить не удастся, Славка не уйдёт, пока программу не допишет, и в разговор будет влезать.
– И врач он паршивый, – согласился Славка под тихий стук клавиатуры.
Всё в той же самой приёмной Катя села на краешек одного из стульев, Никонов опустился на соседний и положил на колено записывающий кристалл.
– Вы не будете возражать, если я зафиксирую наш разговор?
– Нет, пожалуйста.
– Спасибо. Итак, ваши фамилия, имя и отчество?
– Лиховцева Екатерина Николаевна…
Анкетные данные были изложены, и Никонов, тихо радуясь вменяемости свидетельницы, стал задавать вопросы по делу.
– Скажите, вы были хорошо знакомы с доктором Марковым?
– Я… Нет, не очень.
– А с его помощницей?
Тут Катерина бледно улыбнулась:
– С Аминой… Можно сказать, что хорошо. Во всяком случае, я точно знаю, что ни одного доброго слова обо мне вы от Амины не услышите.
– Почему так?
Девушка пожала плечами.
– Как-то так получилось. Сильная обоюдная неприязнь, это так называется.
– Понятно. А с её шефом, значит, вы закомы мало? – Никонов чуть наклонился и заглянул ей в лицо. – Катя, вы ведь вчера обедали с Владимиром Юрьевичем?
– Мы… Да, мы вчера вместе обедали.
– Где, если не секрет?
– Я не помню. В каком-то кафе, – она опустила голову, так что длинные блестящие пряди закрыли лицо, и уже из-под этой тёмной завесы повторила. – В кафе.
– В кафе? А разве не в ресторане «Савой»?
– Да, вчера в «Савое».
– И о чём вы с ним разговаривали? Может быть, Владимир Юрьевич рассказывал вам про что-то, происходившее у него дома или на работе?
Девушка молча покачала головой.
Старший инспектор подъезжал с разных сторон, спрашивал то о покойном враче, то о самой Кате, то о работе агентства, и всё сильнее чувствовал, что сегодня он ответов не получит. О создании алиби она говорила с удовольствием, посмеивалась, вспоминая некоторые заказы. О себе – коротко, но спокойно: мама и папа, сестра и её муж, три года после института, раньше работала в школе… А вот на вопросы о Маркове девушка сразу замыкалась, захлопывала створки.
Пару раз в комнату заглядывал Шкуматов, но инспектор мотал головой, и тот понятливо исчезал за дверью без единого звука. Наконец Глеб сунул в карман отключившийся кристалл и сказал спокойно:
– Завтра попрошу вас подойти к нам, в Панкратьевский переулок. Третий этаж, пятый кабинет, к старшему инспектору Никонову. Подпишете показания.
– Хорошо.
Не глядя на инспектора, Екатерина вышла из приёмной. Никонов длинно выдохнул и выругался сквозь зубы.
– Ты чего выражаешься? – удивился вошедший Шкуматов. – Такую красотку разговорить не смог?
– Не удивлюсь, если эта красотка доктора и упокоила. Ни звука полезного не выдавила, а ведь она обедала вчера с Марковым, уж как минимум могла знать, какие у него планы на вечер! Ладно, что у тебя?
– Практически ничего, – Пётр развёл руками. – Единственное, одна из сотрудниц турагентства, которая вчера трудилась допоздна, где-то часов в девять выходила покурить. Чуть в стороне от подъезда стоял экипаж, и внутри кто-то сидел.
– Она номер видела?
– В девять уже совсем темно было, а свет от уличного фонаря на экипаж не попадал. Девушка даже цвет не смогла определить, сказала только, что светлый.
– Откуда же ей известно, что кто-то был внутри?
– Водитель закуривал, и вспышка осветила лицо. Мужчина, ей показалось – лет пятидесяти, маг, потому что прикуривал от огонька на пальце, с бородкой-эспаньолкой.
