- А тебе что? Козырного подавай? – усмехнулась я, глядя на маленькие лапти на ногах домового. – Ой, какая прелесть!
- Так, лапти не лапать! – обиделся домовой. Я вздохнула и решила не заморачиваться, поэтому направилась в другой угол. О! Там был целый склад!
Моя рука потянулась к груде старых досок, которыми, видимо, что-то пытались латать. На досках уже расцвела плесень. Они почернели и никуда не годились.
- Да что ж тебе неймется -то! – послышался позади меня скрипучий голос. Я оглянуться не успела, как на досках уже сидел домовой, любовно обнимая их, как родных. – Не дам! Тебе что? Выбросить больше нечего? Чего прицепилась к доскам-то? Для тебя что ли их тут складывали?
Я направилась в еще один угол, где валялись старые горшки. Один был треснут, второй разбит. Черепки были разбросаны по полу и тоже поросли паутиной.
- Значит, горшки я выкидываю! – торжественно объявила я, беря горшок, и тут же его у меня выхватили из рук.
- У тебя что? Руки чешутся? Пусть стоят! – надулся домовой, глядя на меня со смертельной обидой. – Вон еще сколько мусора по дому! Тоже мне, хозяюшка!
И он любовно обнял старые горшки, сопя на меня и фыркая.
Спустя полчаса я стояла с мышиной черепушкой в руках.
- Вот все, что можно выкинуть! Разрешаю! – смилостивился домовой. – А не то ночью приду и буду душить!
- Когда будешь душить, покупай парфюм подороже! – заметила я, понимая, что уборка не заладилась.
- Ой! – послышался голос позади меня. Я обернулась, видя бабу, которая идет ко мне вороватой походкой. Она все время осматривалась по сторонам, прижимая к груди сверточек. Одета она была, как по униформе. Рубаха, юбка и коса. На вид ей было летпод сорок.
- Матушка – ведьмушка, - заныла гостья, проходя вслед за мной. – Вот, чем богаты, то и принесла! Дело у меня есть такое…
Она вдруг покраснела, а потом прошептала.
- Матушка-ведьма! Меня домовой … по ночам… домогается…
Глава десятая. Запечный ловелас
Сказать, что я была слегка обескуражена – не сказать ничего. Маленький старичок в смешных лаптях мало походил на героя – любовника. Разве что на пенсии в обнимку с мемуарами о падших к его ногам женщинах.
- Домовой? – уточнила я на всякий случай, слыша, как мой ловелас возится за печкой, сипловато покашливая. – Домогается?
Если честно, то я насторожилась!
– Только ты никому не рассказывай, ведьма – матушка! – взмолилась баба, глядя на меня умоляющим взглядом.
- А какой мне смысл? Все строго конфиденциально, - успокоила я внезапную гостью, снова поглядывая на печку, за которой ворчал роковой обольститель.
- Втыкуха! – послышалось шуршание кустов под окнами. – Простипома! Тьфу!
Да, конфиденциальность в деревне – отдельная статья для убийства!
- Так, успокойтесь, - выдохнула я, глядя в несчастные глаза гостьи. – Вы точно уверены, что это – домовой?
- А кто ж еще! Он самый! – выпучила глаза женщина, всплеснув руками.
– Ой, стыдно мне было идти… Ой, как стыдно!
Она покраснела как бусы на столе, которые я случайно сдвинула рукой.
- Как лягу спать, слышу шорохи какие-то! Половицы скрипят, словно по ним кто-то ходит! - встревоженным полушепотом продолжала баба, пока я еще раз пыталась примерить образ ненасытного героя – любовника на дряхлого старичка размером с кошку. Но даже в кожаных трусах с плеткой вместо веника он никак не тянул на ночного искусителя!
– Так чую, что рукой кто-то водит в темноте! По телу! А потом …
Баба осмотрелась, в надежде, что ее никто не слышит. Говорила она тихо, краснела и переминалась с ноги на ногу.
- Слыхали, что ведьма баню сожгла! А Акулина ведьме пошла! – послышался громкий женский голос на улице. – Каждую ночь ее … того! Домовой!
- Кого? – удивился второй женский голос. – Ведьму или Акулину?
- Батюшки! – ужаснулся третий женский голос. – Что за село! То ведьма проклятая баню спалит, то к Акулине домовой женихаться приходит!
Гостья побледнела. Я тоже, услышав про баню.
- Так, на чем мы остановились? – спросила я, чувствуя, что в моем ветхом доме собрался светский раут местных звезд желтой прессы и зеленой зависти!
- Потом на кровать садиться… Я прямо чую! Но шевельнуться боюсь! Прямо страх такой нападает, что не вздохнешь лишний раз! – прошептала Акулина, делая страшные глаза. – Мужа я схоронила два года как! А тут…
- И? В чем проблема? – удивилась я, слыша, как кряхтит за печкой потенциальный «утешитель вдов». Меня пока утешало, что для вдовства мне еще замуж нужно выйти!
На улице послышался старческий голос.
- Здорова Игнатьевна! Слыхала! Ведьма баню спалила! Да откуда ж мне знать почему? Обозлилась на что-то! Видать, обидели, проклятую!
- А ты слыхала, что на Акулине домовой жениться обещал? – слышались женские голоса.
Я шумно вздохнула.
- А потом рядом ложиться, - полушепотом заметила баба, краснея еще сильнее. Разговоры на улице удалялись. – И снова рукой водит!
Она повела рукой в воздухе, словно поглаживая невидимый стол.
- Я лежу, пошевелиться боюсь! Все терплю! Страшно ведь! А потом… Как петух прокричит, он уходит! – в ужасе прошептала баба.
- Третьего от домового уже родила, лопатой убила и в огороде закопала! Вот те зуб! Сама слышала! – донесся женский голос с улицы. – А ты че думаешь, она к ведьме пошла? И та чертовка хороша! Баню сожгла! Ей бы лишь бы пакость сделать!
- Простипома! – сплюнул кто-то, вызывая у меня бурю негодования. – Обе!
- Может, есть какой заговор? – всхлипнул объект вожделения, пока я старалась не обращать внимания на сплетни. – Пошепчи, матушка! Страшно мне! Одна живу, вот и страшно!
- Что-то мне слабо верится, - повела я плечом, открывая книгу. Мой взгляд остановился на портрете Хозяина Топи. Вот почему, когда я открываю книгу, вечно попадаю на его страницу!
Раз я застряла здесь, то мне хотелось производить впечатление очень опытной и знающей ведьмы. Чтобы давить инквизиционные мысли непререкаемым авторитетом. Не нравилось мне это «проклятая»! Чего доброго удумают что-нибудь!
- Домовой, - шептала я, шурша ветхими страницами древней книги без названия. Про домовых я знала мало. Так, понаслышке. На меня с картинки смотрел бородатый дедушка с выпученными глазами. А чуть пониже пушистое нечто с волосатыми руками ну очень одинокого домового.
- Косички заплетает? – строго спросила я, скользя взглядом по старинным буквам.
- Нет, - сглотнула баба, сидя, как школьница в кабинете у директора.
