- А кто его знает! – вздохнули бесы за спиной. – Но обиделся он крепко!
В избе напротив кто-то погасил свечу. И на кривой деревенской улице стало темно и мрачно.
- Пора делать засаду, - заметила я, скрипнув половицами. Осторожно, стараясь не шуршать, я легла на кровать, прикрывая глаза и делая вид что сплю. Трудно делать вид, что ты спишь, когда тебе действительно хочется спать!
- Бдишь? – послышался негромкий голос одного беса.
- Бдю! – отозвался второй. – А почему бдеть должен только я? Ты тоже должен бдеть!
- А ты думаешь, я не бдю? Еще как бдю! – обиделся первый. – Может даже посильнее тебя!
- Ой, ну прямо «забделся»! – фыркнул второй. – Ой, а ведьма не спит! Чего не спишь! Спи, давай! Мы разбудим!
Я обрадовалась, что у меня есть возможность поспать и стала укладываться. Незнакомый запах, скрипы, словно бревна трутся друг об друга, завывания ветра в печи и шмыганье бдительных бесов, - ничто из этого не помешало мне провалиться в сон.
Сон был тревожным, обрывочным и беспокойным. Мне почему-то снилось болото вокруг меня. Я видела свою руку, которая держала разорванную нить алых бус. Бусины, словно капли крови падали прямо в топь. Через мгновенье я видела уже не нитку бус, а настоящую кровь, которая по капле капает в трясину. Потом снова бусы. Потом опять кровь.
- Ребята, что набдели? – шепотом спросила я, резко проснувшись и почувствовав холод ненатопленной избы.
- Пока ничего, - прошептали мне бесы. Я вздохнула, обняла чужую подушку, как родную и снова провалилась в сон, который засасывал меня, как трясина.
Внезапно я услышала шорох. Сначала я думала, что это бесы. Проснувшись и видя, как храпят на сундуке два очень бдительных бесенка, я насторожилась. Один бесенок обнимал второго. А второй свернулся калачиком и сладенько сопел.
Прикрыв глаза, я вслушивалась в странные скрипы и шорохи. Откуда-то повеяло холодом.
«Неужели и правда, покойник!», - ужаснулась я, чувствуя, как внутри меня что-то трясется и требует вскочить, завизжать и броситься вон. Все было в точности, как описывала хозяйка. Изба наполнилась странными, а порой, даже страшными крадущимися звуками.
- Я уделала Нечистого в бане, - мысленно убеждала себя я. – Что мне какой-то домовой? Или покойник?
От этой мысли у меня хотя бы перестали вздрагивать колени под одеялом.
Кто-то медленно шел по полу, все приближаясь и приближаясь. Внезапно я почувствовала, как с меня ползет одеяло. Я глубоко вздохнула, пытаясь тихонько приоткрыть глаза. Стоило мне сделать вид, что я сонно ворочаюсь, одеяло перестало сползать и замерло на месте.
Но как только я задышала ровно, одеяло снова принялось сползать на пол. Я почувствовала прикосновение руки, которая скользит по моей ноге, задирая мою рубашку. И все это в почти полной тишине.
Кровать рядом скрипнула, словно на нее кто-то присел. Потом она скрипнула еще раз, прогнувшись под тяжестью чужого тела, решившего, что лучший будильник должен будить внутри, а не снаружи! Но в мои планы это не входило!
Охоту на любителей спящих красавиц торжественно объявляю открытой!
Я решила не мелочиться! И схватила домового за … будильник. Как только будильник оказался в моей безжалостной руке, послышался такой визг, от которого проснулись бесы, падая с сундука спросонья.
- Попался! – закричали они, пока я видела высокий силуэт, который мечется в сложном для мужчины выборе. Убежать, оставив в руках ведьмы будильник, чтобы весь остаток жизни присаживаться под каждым кустиком. Или все-таки попытаться спасти своего пленного друга.
Лерочка из финотдела всегда говорила. За мужика, девочки, нужно держаться обеими руками. Иначе он уйдет! Под волшебным воздействием ее хищного взгляда мужчины тут же превращались в редкостных козлов, всем видом намекая, что держаться за них – себе дороже.
И я решила последовать ее мудрому совету, цепляясь обеими руками за репку, которую решили посадить в меня этой ночью.
Я держалась так крепко, как дед репку, как бабка дедку, как внучка бабку и так далее.
Но таинственного домового, видимо, в детстве учили: «Сам погибай, но товарища выручай!». Поэтом операция по спасению рядового Райана сопровождалась сопением и попытками разжать мои руки. Все силы были брошены на эту операцию, но я держала так, словно гадалка нагадала мне, что это – последний мужик в моей жизни!
- К худу или к добру? – спросила я.
Внезапно мои руки вспыхнули зеленым светом. В этот момент таинственный домовой наконец-то подал голос.
- Пусти! – выдавил он из себя.
Для домового он был как-то очень крупноват. А для покойника – слишком бодреньким.
Бесы прыгнули на него, а я отпустила, чтобы тут же вскочить с кровати и помочь бесам. В свете моих горящих рук, я увидела заросшего мужика, перепуганного насмерть!
- Ну что, мой хороший, - заметила я, все еще с удивлением глядя на свои руки. Они светились чуть заметным болотным светом. – Делаем сглаз или порчу?
- Не надо, ведьмушка – матушка… - взмолился мужик.
- Хорошо! Поясняю для особо впечатлительных. С глаз долой? Или я тебя порчу. Возможно даже стулом! - хохотнула я совсем по-ведьмовскому.
- Не признал, ведьма- матушка, - ныл загнанный в угол мужик. Окно было открыто. С улицы веяло прохладой.
- Ты зачем бабу пугаешь? – заметила я, понимая, что это - обычный сельский парень. – Половицами скрипишь! А?
- Так ведь я… это, - опустил глаза мужик.
- Ну, продолжай! – я чувствовала облегчением. – Зовут тебя как?
- Андрейкой, - послышался ответ. Бесы держали его за ноги, а он не понимал, что происходит. И почему он не может убежать.
- Так, Андрейка, ты бабу зачем пугаешь? – повторила я свой вопрос.
- Не смотрите на меня так. У вас глаза жуткие… Зеленые, - вжал в голову плечи Андрейка. На нем была рубаха и спущенные штаны. Все свое хозяйство и палисадник вокруг него, он стеснительно прикрывал обеими руками.
- А ты рассказывай, не стесняйся, - наседала я, мило улыбаясь.
- А к кому мне еще ходить-то? А? – выкрикнул Андрейка. – Меланья замуж вышла! Авдотья померла! А мне –то страсть, как хочется!
- С тобой все понятно, - уперла я руки в боки. – Итак, дружочек. Если еще раз ты сюда проберешься, я тебе твою репку из палисадника с корешками вырву! Ни «страсти», ни «хочется» уже не будет! Ты меня услышал?
- Д-д-да, - закивал Андрейка. Голос у него стал внезапно таким радостным. Он был уверен, что его отпустят. – Да! Ведьма – матушка!
- Ты со мной не шути, - предупредила я, нагоняя страху. – И чтоб ноги и прочих органов твоих здесь не было!
«Домовой» превратился в дворового, а потом в уличного, улепетывая в темноту.
