Так как Баччо и Джулиано знали, что работа эта потребует огромнейших расходов, они уговорились не открывать герцогу из своего замысла ничего, кроме отделки камнем из Фоссато на протяжении двадцати четырех локтей стены Приемной залы, выходящей на площадь, ибо такова ширина залы. Рисунки и план этой работы выполнил Джулиано, а затем Баччо, показав их герцогу, с ним поговорил, объяснив ему, что в больших боковых нишах он хочет поместить на пьедесталах сидящие мраморные статуи в четыре локтя, а именно: Льва X, вносящего мир в Италию, и Климента VII, коронующего Карла V, а еще две статуи в малых нишах, тех, что рядом с папами в больших, будут олицетворять их добродетели, ими проявлявшиеся и проводившиеся ими в жизнь. А на средней стене в нишах в четыре локтя, в тех, что между пилястрами, он хотел поставить статуи синьора Джованни, герцога Алессандро и герцога Козимо со многими украшениями в виде разнообразной причудливой резьбы и с полом, выложенным разноцветными пестрыми мраморами. Эта отделка весьма понравилась герцогу, который по этому случаю задумал (что позднее и осуществил) отделать всю эту залу целиком, включая потолок, дабы обратить ее в самое красивое помещение всей Италии. И желание его превосходительства осуществить это дело было столь неудержимо, что он начал выдавать на него еженедельно сумму денег, какую Баччо пожелал и потребовал. И вот начали доставлять и обрабатывать камень из Фоссато, который шел на базы, колонны и карнизы, и по желанию Баччо все это делалось и выполнялось каменных дел мастерами попечительства Санта Мариа дель Фьоре.
Спору нет, что мастера эти работали прилежно, и если бы Баччо и Джулиано их еще поощряли, то вся каменная отделка была бы выполнена и закончена быстро. Но Баччо только и занимался тем, что отдавал в работу статуи, редко какую из них заканчивая, да тем, что получал содержание, ежемесячно выдававшееся ему герцогом, который оплачивал и помощников, и все малейшие расходы, а за каждую законченную мраморную статую платил по пятисот скудо. И потому не было видно конца этой работе.
Но при всем этом Баччо и Джулиано, выполняя столь важную работу, хотя бы выпрямили торец залы, как это можно было сделать, а не выложили из восьми локтей, которых из-за кривизны не хватало, как раз только половину, отчего кое-где и получились плохие пропорции: так, например, средняя ниша и обе большие боковые похожи на карликов, а членения карнизов слишком тощи для такого большого тела. И если бы, как это можно было сделать, эти членения были выше по отношению к колоннам, вся работа приобрела бы большую величественность, лучшую манеру и другую композицию. А если бы, наконец, венчающий карниз доходил у них наверху до старого потолка, они показали бы этим большее мастерство и больше рассудительности, и не было бы столько трудов потрачено зазря и столь неразумно, как это было потом обнаружено теми, кому пришлось, как будет рассказано дальше, это дело исправлять и его заканчивать. Ибо, несмотря на все старание и все труды, туда вложенные, там осталось много ошибок и неправильностей как во входной двери, так и в стенных нишах, одна другой не соответствующих, почему пришлось позднее многое там менять. Но уже нельзя было, не разорив все сделанное, добиться того, чтобы зала не казалась кривой, что было видно и по потолку, и по полу. Правда, что и в таком виде, в каком они ее выложили и в каком она находится и теперь, в нее вложено много и трудов и уменья, заслуживающих похвалы немалой, ибо многие камни, несмотря на кривизну зала, однако, так хорошо выложены, пригнаны и отделаны, что лучшего и не увидишь. Но все получилось бы еще лучше, если бы Баччо, никогда не считавшийся с архитектурой, воспользовался услугами кого-либо более толкового, чем Джулиано, который, хотя и был хорошим деревообделочником и в архитектуре смыслил, для такой работы оказался непригодным, что и показал наглядно. Так и тянулась работа эта много лет, и выложили и отделали там немногим больше половины. А Баччо закончил и поставил в малые ниши статуи синьора Джованни и герцога Алессандро, обе у передней стенки, а в большой нише на кирпичном пьедестале – статую папы Климента. Он закончил также и статую герцога Козимо, где особенно трудился над головой, несмотря на что, однако, и герцог, и придворные говорили, что она совсем не похожа. Баччо и раньше уже высек еще одну из мрамора, ту, что и ныне находится в том же дворце, в верхних его покоях, и та голова была самой лучшей из всех им когда-либо сделанных и годилась бы отлично, но он защищал и прикрывал недостатки и неудачу теперешней головы, ссылаясь на удачность прежней. Но, слыша, как все продолжают порицать эту голову, он в один прекрасный день разбил ее в ярости на части, с намерением высечь другую и поставить ее на место старой, но так ничего больше и не сделал.
Было у Баччо обыкновение приставлять к статуям, им выполняемым, куски мрамора, и большие и малые, и делал он это без зазрения совести и даже смеясь над этим. Это он сделал с Орфеем, приставив кусок к одной из голов Цербера, а святому Петру, тому, что в Санта Мариа дель Фьоре, он приставил кусок одежды, да и гиганту, что на площади, а именно Каку, он явно приделал и добавил два куска, один на плече, а другой на ноге, и то же самое он делал во многих других своих работах, применяя такие способы, которые обычно для скульпторов весьма предосудительны. Покончив с названными статуями, он взялся за статую папы Льва по тому же заказу и довольно далеко с нею продвинулся. Но так как Баччо видел, что работа эта растянулась надолго, что первоначальный его замысел новых наружных фасадов дворца осуществить когда-либо невозможно и что, несмотря на то, что было истрачено много денег и прошло много времени, работа была едва ли доведена и до половины и в общем мало кому нравилась, он стал придумывать новую затею, пытаясь отвлечь герцога от мыслей о дворце, тем более что он заметил, что и его превосходительству работа эта надоела.
А дело было в том, что в попечительстве Санта Мариа дель Фьоре, которым он заведовал, он перессорился и с проведиторами, и со всеми каменных дел мастерами, а так как все статуи для Приемной залы выполнялись по его распоряжениям, как законченные и поставленные на место, так и начатые, так же как и большая часть каменных украшений, то для того, чтобы скрыть многочисленные бывшие там злоупотребления и мало-помалу и совсем эту работу бросить, Баччо начал внушать герцогу, что попечительство Санта Мариа дель Фьоре бросало деньги на ветер, ничего путного не делая. Такими речами он пытался убедить его превосходительство обратить деньги, расходуемые без пользы попечительством, на сооружение восьмигранного хора церкви и отделку алтаря, ступеней, мест герцога и должностных лиц, сидений в хоре для каноников, капелланов и клира, как и подобало для хора столь почитаемой церкви, простую модель которого из дерева и холста, служившую пока вместо хора, сделал Филиппо ди сер Брунеллеско, с тем чтобы со временем это было выполнено по той же форме, но более нарядно из мрамора.
Помимо того, о чем было сказано, Баччо соображал, что тут ему представится случай сделать для этого хора много статуй и мраморных и бронзовых историй как для главного алтаря, так и кругом для хора, а также и для двух мраморных кафедр, которые должны были стоять в хоре; а также и в наружные части всех восьми стенок, которые будут облицованы мрамором, можно было бы внизу вставить много бронзовых историй. А выше он задумал ряд колонн и пилястров, несущих обходящий кругом карниз, а также четыре арки, расположенные соответственно средокрестию церкви: одна из них образовывала бы главный вход и ей отвечала бы арка главного алтаря, расположенная над самым алтарем, остальные же две были бы по бокам, по правой руке и по левой, и вот под этими боковыми и должны были бы стоять кафедры. А над карнизом наверху по всем восьми стенкам должна была проходить балюстрада, а над балясинами гирлянда канделябров, дабы весь хор был во благовремении как бы увенчан светом, как это бывало и раньше при деревянной модели Брунеллеско. Все это Баччо показал герцогу, присовокупив, что на средства попечительства Санта Мариа дель Фьоре и попечителей и те, которые его превосходительство по своей щедрости приложит, можно было бы в короткое время храм сей украсить, сообщив ему, а следовательно, и всему городу, много величия и великолепия, поскольку это главный храм города; его же превосходительство подобного рода строительством оставил бы по себе вечную и славную память, а помимо всего этого (как говорил он), герцог дал бы и ему возможность потрудиться и создать много хороших и красивых произведений, в которых он мог бы проявить свою доблесть и заслужить известность и славу в потомстве, что должно быть приятно и его превосходительству, ибо он почитает себя его слугой и питомцем дома Медичи. Такими замыслами и словами Баччо убедил герцога настолько, что тот приказал ему сделать модель всего хора, выразив согласие на производство этого строительства.
