А так как в Риме большая часть работ, производившихся папами, приостановилась до установления полного там спокойствия, Его Святейшество направил Джованни со многими посулами во Флоренцию для работ в Новой сакристии Сан Лоренцо, украшенной превосходнейшими скульптурами Микеланджело. Джованни приложил руку к куполу с квадратными углублениями, постепенно уменьшающимися в направлении к средней точке: вместе с многочисленными помощниками он превосходно украсил его очень красивой листвой, розетками и другим орнаментом, лепным и позолоченным. Однако в одном соображения ему не хватило: на плоскостях ребер свода и на обрамлениях квадратов листва, птицы, маски и фигуры были им написаны на цветном фоне так, что из-за большого расстояния их снизу и не рассмотришь, если же он написал бы их красками, то их и так было бы видно и вся работа выглядела бы веселей и богаче.
Когда же работы оставалось не более чем на две недели, пришла весть о смерти папы Климента, и Джованни впал в полное отчаяние, ибо от этого папы в особенности за эти работы он ожидал вознаграждения щедрого. Понял он тогда, впрочем слишком поздно, как ненадежны упования, возлагаемые на великих мира сего, и как обманываются те, кто ждет долгой жизни князей, и возвратился он в Рим. Там он мог бы получить и заказы и доходы на службе и у кардинала Ипполито Медичи, и у нового папы Павла III; однако решил он вернуться на родину, в Удине. Осуществив это решение, он поселился в родном городе вместе со своим братом, которому передал каноникат с намерением никогда больше не браться за кисть. Однако это намерение осуществить ему не удалось: он женился, и, когда пошли дети, пришлось ему приняться за работу, к чему побудило его естественное чувство, заставляющее воспитывать детей и заботиться об их благосостоянии. И потому написал он по просьбе отца кавалера Джованфранческо Спилимбергского в одной из зал фриз с гирляндами, путтами, плодами и другими выдумками, после чего украсил красивой лепниной и росписями капеллу Санта Мариа в Чивитале, а каноникам собора того же города изготовил два прекраснейших стяга, а для братства св. Марии, что в замке в Удине, он богато расписал хоругвь Богоматерью с младенцем на руках и изящнейшим ангелом, подающим ей замок, расположенный на холме посредине города. В Венеции он во дворце патриарха аквилейского Гримани отделал один из покоев прекраснейшими росписями и лепниной; там же находятся и несколько историй работы Франческо Сальвиати.
В конце концов в 1550 году отправился Джованни в Рим на святейший юбилей пешком и в бедном одеянии паломника вместе с простым народом и пребывал там много дней, не опознанный никем. Однако в один прекрасный день узнал его на пути к Сан Паоло Джорджо Вазари, направлявшийся туда в повозке вместе с ближайшим другом своим Биндо Альтовити. Сначала Джованни никак не хотел признаться, что это был он, но затем пришлось ему открыться, и он рассказал, что весьма нуждается в ходатайстве перед папой относительно содержания, которое ему было назначено хранителем печати и которое не хочет ему выплачивать фра Гульельмо, генуэзский скульптор, занявший после смерти фра Бастьяно его место. Джорджо поговорил об этом с папой, вследствие чего содержание начали выплачивать, а затем он же исходатайствовал передачу канониката в Удине сыну Джованни.
Но так как упомянутый фра Гульельмо снова начал ставить палки в колеса, Джованни после вступления на престол папы Пия отправился из Удине во Флоренцию ко двору Его Превосходительства с тем, чтобы при помощи Вазари добиться у названного папы благосклонности и покровительства. По прибытии его во Флоренцию Джорджо представил Его Светлейшему Превосходительству, вместе с которым он совершил поездку в Сиену, а оттуда и в Рим, куда направилась и синьора герцогиня Леонора, и так он был осыпан милостями, что не только получил все, чего добивался, но и был устроен на службу к папе с хорошим жалованьем, получив заказ завершить последнюю лоджию, ту, что над той, где он работал по заказу папы Льва. А когда он ее закончил, тот же папа поручил ему переписать упомянутую первую лоджию. Поручение это было непродуманным и ошибочным, ибо переписать посуху значило погубить все мастерские мазки кисти Джованни поры его расцвета, погубить первоначальную свежесть и смелость, за которые работа и была признана редкостной.
Закончил это дело Джованни семидесяти лет от роду и тогда же завершил он и жизненный свой путь, отдав душу Богу в 1564 году в том самом славнейшем городе, где прожил много лет, проявил большое превосходство и приобрел широкую известность. Постоянно, а в особенности в последние свои годы, Джованни питал страх перед Богом и был добрым христианином и в юности своей никаких прихотей себе не позволял, кроме охоты и птицеловства. В молодости обычно отправлялся он в праздничные дни со слугой на охоту, удаляясь иногда за город миль за десять от Рима; а так как из лука и самострела стрелял он превосходно, он редко возвращался домой, не нагрузив слуги дикими гусями, голубями, утками и другой дичью, водившейся в тамошних болотах. Как утверждают многие, Джованни был изобретателем быка, написанного на холсте, за которым хоронятся, дабы стрелять из лука, оставаясь невидимым для дичи, а для ловли птиц и охоты он всегда держал при себе собак, которых сам и выращивал.
Джованни, заслуживший восхваление наряду с художниками самыми выдающимися, пожелал быть погребенным в Ротонде, рядом с учителем своим Рафаэлем Урбинским, дабы и после смерти оставаться неразлучным с тем, с которым всегда вместе пребывала душа его при жизни. А так как и тот и другой, как говорилось об этом, были христианами отменнейшими, то надо полагать, что и в вечном блаженстве они пребывают вместе.
Жизнеописание Франческо дель Сальвиати, флорентийского живописца
Франческо Сальвиати, настоящее имя Франческо де Росси (1510 – 1563)
Отцом Франческо Сальвиати, жизнь которого мы в настоящее время и описываем и который родился в 1510 году, был некий добрый человек по имени Микеланджело деи Росси, промышлявший тканьем бархата. Имел он не только этого сына, но и многих других детей мужского и женского пола, и потому, нуждаясь в поддержке, он твердо решил, чтобы и Франческо во что бы то ни стало посвятил себя отцовскому ремеслу. Однако мальчик, душа которого тянулась к другому и которому занятия этим ремеслом вовсе не нравились, хотя им издревле и промышляли многие, не скажу чтобы благородные, но обеспеченные и богатые люди, лишь весьма неохотно подчинялся в этом воле своего отца. Мало того, обнаружилось, что Франческо, общаясь на улице деи Серви, с детьми своего соседа и именитого гражданина Доменико Нальдини, где у того был собственный дом, всецело усвоил себе дворянские и светские нравы и проявлял большую склонность к рисованию. В последнем ему некоторое время немалую помощь оказывал его двоюродный брат, по прозванию Диаччето, ювелир и молодой человек, очень хорошо владевший рисунком. В самом деле, он не только обучал его тому немногому, что он сам умел, но и снабжал его множеством рисунков разных мастеров, над которыми Франческо тайком от отца просиживал дни и ночи, упражняясь в рисунке с невероятным старанием.
