Книга Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие, страница 157. Автор книги Джорджо Вазари

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие»

Cтраница 157

XVIII. Но вот, хотя я после этих работ и собирался поехать в Рим и удовлетворить этим желание мессера Биндо Альтовити, сделать этого мне так и не удалось. В самом деле, когда мессер Пьетро Аретино, знаменитейший в то время поэт и мой очень большой друг, вызвал меня в Венецию, я был вынужден туда отправиться, поскольку он очень хотел меня видеть, да и сделал я это с охотой, чтобы за время этого путешествия увидеть творения Тициана и других живописцев. И это мне удалось, ибо за немного дней я увидел в Модене и в Парме произведения Корреджо, в Мантуе росписи Джулио Романо, а в Вероне ее древности. Наконец, добравшись до Венеции и имея при себе две картины, написанные мною по картонам Микеланджело, я подарил их дону Диего ди Мендоцца, который переслал мне за них двести золотых скудо. И недолго прожил я в Венеции, как уже по просьбе Аретино мне пришлось для синьоров сообщества Кальца изготовить убранство для их праздника, причем работал я над этим совместно с Баттистой Кунджи, с Кристофано Герарди из Борго Сан Сеполькро и с аретинцем Бастьяно Флори, мастерами весьма стоящими и опытными, как о том уже достаточно было рассказано в другом месте, а также написал девять картин во дворце мессера Джованни Корнаро, а именно на плафоне одной из комнат этого дворца, находящегося в приходе Сан Бенедетто.

XIX. После этих и других немаловажных работ, выполненных мною тогда в Венеции, и хотя я был перегружен попадавшими мне в руки заказами, я 16 августа 1542 года оттуда уехал и вернулся в Тоскану, где, прежде чем браться за что-либо другое, написал на своде одной из комнат, которая по моему проекту была выстроена в моем упоминавшемся выше доме, олицетворения всех искусств, подчиненных рисунку или от него зависимых. На середине – фигура Славы, восседающая на земном шаре, трубящая в золотую трубу и отбрасывающая другую, огненную трубу, означающую Злословие, а вокруг этой фигуры размещаются по порядку фигуры, олицетворяющие все вышеназванные искусства и держащие в руках свойственные им орудия. А так как всего свода я расписать не успел, я оставил шесть пустых овалов, предназначавшихся для восьми натурных портретов основателей наших искусств. А для монахинь Св. Маргариты этого города я в те же дни написал фреской для капеллы в их плодовом саду Рождество Христово с фигурами в натуральную величину.

XX. Проведя таким образом у себя на родине конец лета и начало осени этого года, я отправился в Рим, где, принятый и обласканный названным мессером Биндо, я написал для него на холсте маслом в натуральную величину Христа, которого снимают со креста и кладут на землю к ногам Богоматери, а в небе я изобразил Феба, заслоняющего лик солнца, и Диану, заслоняющую лик луны. А в пейзаже, затененном наступившим от этого мраком, видно, как трескаются каменные горы, колеблемые землетрясением, которое ознаменовало муки Спасителя, и как воскресаемые тела святых, каждое по-разному, восстают из гробов. Когда картина эта была закончена, она своей грацией вроде как понравилась величайшему живописцу, скульптору и архитектору не только настоящего времени, но, пожалуй, и прошлого. Благодаря этой же картине я познакомился со светлейшим кардиналом Фарнезе, которому Джовио и мессер Биндо ее показали и для которого я по его желанию на доске высотой в восемь локтей и шириной в четыре написал фигуру Правосудия, обнимающую страуса, который нагружен двенадцатью скрижалями, держащую скипетр с аистом на его конце и увенчанную шлемом из железа и золота, с тремя перьями разных цветов, служащими эмблемой справедливого судьи, сама же фигура обнажена выше пояса. К этому ее поясу золотыми цепями прикованы фигуры пленников, олицетворяющих семь противных ей пороков: Лихоимства, Невежества, Жестокосердия, Трусости, Предательства, Лжи и Злословия. На их плечах стоит обнаженная фигура Истины, которую Время предлагает Правосудию, одновременно поднося ей двух голубиц, олицетворяющих Невинность. Правосудие же возлагает на главу Истины венок из дубовых листьев, который обозначает собою Твердость духа. Все это произведение было исполнено мною со всей той тщательной аккуратностью, на какую я только был способен. В это же время, поскольку я всецело был предан Микеланджело Буонарроти и советовался с ним во всех моих делах, он, по своей доброте, еще больше меня полюбил, и советы его, после того как он увидел некоторые мои рисунки, побудили меня к тому, что я снова, но уже гораздо лучше, занялся изучением архитектуры, чего я, быть может, никогда и не сделал бы, если бы этот превосходнейший человек не сказал мне того, что он мне сказал и о чем я по скромности умалчиваю.

XXI. К Петрову дню следующего года, так как в Риме стояла сильнейшая жара и так как я провел там всю зиму 1543 года, я вернулся во Флоренцию, где, проживая у мессера Оттавиано деи Медичи в его доме, который я с полным правом мог называть своим, я для его кума мессера Бьяджо Меи из Лукки написал алтарный образ того же содержания, что и тот, который я написал мессеру Биндо для церкви Санто Апостоло, сделав, однако, все по-другому, кроме замысла. Когда он был закончен, его поместили в Лукке в церковь Сан Пьеро Чиголи в капеллу заказчика. На другой доске, а именно высотой в семь локтей и шириной в четыре, я написал Богоматерь, св. Иеронима, св. Луку, св. Цецилию, св. Марфу, св. Августина и св. Гвидона-отшельника. Образ этот был установлен в Пизанском соборе, где было много других образов, написанных превосходными мастерами. Но не успел я его дописать, как попечитель названного собора тотчас же заказал мне другой, тоже с Богоматерью, но на котором я, чтобы отличить его от первого, изобразил ее у подножия креста с мертвым Христом на коленях, в вышине – распятых разбойников, а при ней вместе с Мариями и Никодимом – святых, покровителей этой капеллы, так что они в совокупности своей придают согласованность и прелесть истории, изображенной на этом образе.

XXII. Снова вернувшись в Рим в 1544 году, помимо многих картин, выполненных мною для разных друзей, перечислять которых по имени не стоит, я по рисунку Микеланджело написал Венеру для мессера Биндо Альтовити, взявшего меня в свой дом, а для флорентийского купца Галеотто да Джироне маслом на доске – Снятие со Креста, каковое было установлено в его капелле в римской церкви Сант Агостино. А для того чтобы иметь возможность писать этот образ на досуге вместе с некоторыми другими вещами, заказанными мне Тиберием Криспо, кастелланом Замка Св. Ангела, я удалился на другой берег Тибра во дворец, некогда построенный епископом Адмари под церковью Сант Онофрио и впоследствии обставленный кардиналом Сальвиати-младшим. Однако, чувствуя недомогание и усталость от бесчисленных трудов, я вернулся во Флоренцию, где написал несколько картин и в том числе одну, изображающую Данте, Петрарку, Гвидо Кавальканти, Боккаччо, Чине да Пистойя и Гвиттоне д’Ареццо. Впоследствии Лука Мартини тщательно проверил ее по древним портретам этих писателей, после чего с нее было написано много копий.

XXIII. В том же 1544 году, будучи приглашен в Неаполь доном Джанматтео из Антверпена, генералом ордена Монте Оливето, с тем чтобы я расписал трапезную одного из орденских монастырей, построенного королем Альфонсом I, я, как только приехал, готов был отказаться от этой работы, так как трапезная и весь монастырь были построены в древней архитектуре со стрельчатыми, низкими и плохо освещенными сводами и так как я опасался, что большой чести я себе этим не заработаю. Однако по настояниям дона Миньято Питти и дона Ипполито из Милана, близких моих друзей и визитаторов этого ордена, я в конце концов все же на это согласился. И вот, понимая, что у меня ничего путного не получится, если только всяким обилием орнамента я не ослеплю взоры тех, кому придется глядеть на множество разнообразных фигур этой росписи, я решил отделать лепниной все своды этой трапезной так, чтобы богатые членения в современном вкусе скрыли всю ветошь и нелепость этих арочек. В этом большую помощь оказали мне своды и стены, которые, по обычаю этого города, были выложены из туфа, распиливаемого, как дерево, или, вернее, как недообожженный кирпич, ибо это давало мне возможность выпиливать поля филенок, овалов и восьмиугольников, пользуясь для утолщений клиньями и накладками из того же туфа.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация