Еще скрип дверей и женский голос:
— Ну, что ты над ним сидишь? Заняться нечем?
А голос знакомый, глубокий и мягкий. Мамский такой голос.
— Бабушка, по-моему, он шевелился. Он не так лежал, и аура у него посветлела! — раздался надо мной девичий голос. Захотелось увидеть этого ангела, — У него глаза шевелятся и дыхание сбилось. Ему, наверное, опять плохо.
Судя по шагам, подошла бабушка.
— Может сон сниться? — потом молчание, а затем, — Ну что, парень, как ты себя чувствуешь?
По-моему, это ко мне.
— Бабушка, он что очнулся? — ангельский голосок будоражил во мне любопытство.
— А ты не видишь? И чему я тебя учила? — шаги удалились. Притворяться стало стыдно. Я разлепил веки. Рядом со мной действительно сидел ангел во-плоти. Девушка была бесстыдно мила. Мягкие черты лица, изящный пропорциональный носик, большие, голубые глаза, золотистые волосы, тонкие чувственные губы. Вот только годков ей, на мой взгляд, двенадцать-тринадцать. А жаль.
— Кх…Кх… — раскашлялся и выдавил из себя, — Пить… дайте пить!
Притворяться умирающим не пришлось. Голос звучал тихо даже для меня, в горле, как будто песка насыпали — сухо и колюче. Девушка выжала тряпочку, с которой мне в рот попала вода. Я облизал сухие губы.
— Тебе нельзя много, — проговорила девушка, — Наконец-то ты очнулся, мы уже и не надеялись. Ты молчи, молчи. Вот наберёшься сил, тогда и поговорим.
Проглотив живительную влагу, я смог проговорить:
— Ты — ангел. Твой голос нежнее песни сверчка. Я уже в Раю?
— Я не знаю, что такой Раю. Ты у нас, вот бабушка и я пытаемся тебя оживить. Я не ангел, я — Милёна.
— Говори, говори. Твой голос хочется слушать и слушать, он лечит лучше любых лекарств. Ты не молчи, иначе мне станет совсем плохо, — меня просто несло. Меня охватила какая-то бравада. Это что нервы или гормоны?
— Бабушка, ему плохо, — тут же отозвалась Милёна. Вошла женщина бальзаковского возраста. Весьма миловидная. Лицо гладкое без морщин, внимательный взгляд, возраст выдавали разве что мудрые глаза и мягкий, грудной голос:
— Ох, Милёна. Ты что, не видишь, что он тебе льстит? А вы, молодой человек, прекратите свои бесстыдные речи, Милёна от вас две недели не отходила, а вы только очнулись и сразу заигрываете.
Остапа несло!
— О, мадам! Как приятно видеть столь красивую и мудрую женщину в наставницах у этого хрупкого ангела. Я совсем не хотел обидеть вас своими словами. Прошу простить меня, если я оскорбил ваш слух своими речами. Но говорю вам совершенно откровенно, что голос столь милого и непорочного создания, как Милёна, действует на меня совершенно волшебно!
Женщина улыбнулась:
— Как тебя звать, женский угодник?
— О, простите великодушно! Мадам, мисс. Разрешите представиться — Алекс. К вашим услугам.
— Просто Алекс? — брови женщины удивленно приподнялись.
— О да, мадам. Для вас, просто Алекс. Вы так прекрасны, что находиться рядом с вами уже огромная честь для меня. Позвольте узнать ваше имя? — великосветски спросил я.
— Бабушка, он бредит? — озабочено спросила Милёна — может, ему успокаивающего дать?
— Видимо, да, — улыбаясь, ответила бабушка. Хотя назвать эту красивую женщину бабушкой язык не поворачивается, — только отваров от этого у меня нету. Ты бы, Алекс, успокоился и не заигрывал с Милёной. Она — девушка молодая, мира не видела, может не так все понять.
— Ах, простите мадам, не называющая свое имя. Оказаться рядом с таким чудесным цветком, как Милёна, кого хочешь, с ума сведет. Просто быть рядом уже счастье, а принимать живительное питье из ее волшебных рук, лишает меня последних способностей мыслить здраво!
— Жизнемира меня зовут. Помолчал бы, господин "просто Алекс", — женщина повернулась и вышла. Милёна растерянно смотрела то на дверь, куда ушла Жизнемира, то на меня. На её лице было такое детское недоумение, что у меня сжалось сердце от умиления и нежности.
Встретившись со мной взглядом. Милёна спросила:
— Как ты себя чувствуешь? — теперь ее глаза не были голубыми, а потемнели до цвета весенней синевы неба.
— Спасибо, о прекраснейшая из прекрасных. Все хорошо! — ответил я, не в силах оторвать взгляд от нее.
— Ты уверен?
— Да. Устал только, — я, действительно, почувствовал тяжесть усталости во всем организме. Блаженно улыбаясь, я откинулся на подушку.
И тут меня обожгла мысль. Рекс! В груди похолодело от предчувствия беды. Они знают, что с ним. Раз они меня нашли, значит и про Рекса все знают. Я резко сел, Милёна тревожно обернулась ко мне.
— Женщины, миленькие. Собака. Со мной была собака. Рекс. Где он, что с ним? Милёна, Жизнемира, пожалуйста. Со мной была собака, я нес ее… Она ранена была… Вы же знаете? Ну, пожалуйста, — на глаза мне навернулись слезы. О боже! Что же я такой нежный то стал!
— Он, оказывается, нормально разговаривать умеет! — недовольно проговорила Жизнемира, входя в комнату, — а то заладил, мадам, мадам!
— Милёна…? Жизнемира? Пожалуйста, — уже спокойно проговорил я.
Милёна присела около меня, взяла за руку:
— Ты только не переживай. Умер Рекс, похоронили мы его, — успокаивающим голосом проговорила девушка — Ты только не волнуйся, тебе очень вредно волноваться.
Я замер пораженный.
— Как умер? Он не может умереть. Понимаешь!? Он не может умереть!
— Все когда-нибудь умирают, — ответила Жизнемира — я не умею лечить Карфанов. Тебя-то еле спасли…
Милёна встала и вышла. Жизнемира внимательно смотрела на меня и молчала. Её взгляд проникал вовнутрь, и, казалось, выворачивал меня наизнанку.
— Не смотри на меня так! — попросил я и откинулся на подушку, — и так тошно!
— Он тебе был дорог?
— Рекс! Рексик! Собачка ты моя! — задумчиво проговорил я, в глазах предательски щипало, — он спас меня. Если бы не он, от меня даже костей не осталось бы! Сожрала бы меня та тварь и не подавилась!
— Какая тварь? — тревожно спросила Жизнемира
— А я почем знаю? — медленно ответил я, — там, в лесу наткнулись на краба ходячего. Если бы не Рекс, сожрало бы меня недоразумение лесное.
— Мне очень жаль. Смирись, он выполнил то, что должен был! — спокойным, мягким голосом проговорила женщина, и добавила, — И еще, не играй с Милёной. Так будет лучше и тебе, и ей.
— Хорошо! — отстраненно отозвался я. Жизнемира вышла.
Я лежал, и в голове было пусто, а на душе гадко. Как же я быстро привязался к Рексу. И совсем не важно, что он волшебный, для меня это был, прежде всего — друг, пожертвовавший собой ради меня! А все мое упрямство, пошел бы в обход, и ничего бы не было! Сам себе подлянку устроил! Прошелся по Проклятому лесу без приключений и решил, что самый крутой в мире!
