– Ага, – неопределённо отозвался хозяин, – я Исен, это моя дочь Уля. Баир с лошадями управляется. Вас как звать–величать?
– Я Алекс, это моя жена Веста, – представился я, при этом от принцессы полыхнуло таким обожанием, что мне показалось, это заметили все присутствующие.
Исен критично осмотрел нас, хмыкнул и, сделав приглашающий жест рукой в сторону костра, повторил:
– Прошу.
Мы не заставили себя просить дважды, сели на ближнее бревно. Веста тут же протянула ладошки к огню.
– Откуда же вы, таки бедолаги, идёте? – с усмешкой спросил хозяин.
– С каторги, – спокойно ответил я, прислушиваясь к чувствам присутствующих. Небольшое удивление и жалость от девочки. Продолжил, – за песенку про нового императора присудили месяц работ в руднике. Вот выпустили. Идём.
– Так вы с имперского рудника? – удивлённо спросил Исен, – это ж верст сто на север.
– Да. Карты нам не дали, – пожал я плечами, поглаживая подползшего ко мне пса, – выпихнули за ворота со словами «свободны». Вот и бредем по лесу. Далеко до империи?
– Далеко. Империя на востоке осталась, это вы сильно на запад отклонились, – пояснил хозяин,– А где мы сейчас? Ну хоть примерно?– поинтересовался .
– Трудно сказать. Мне тут тоже места не очень знакомы, – ответил Исен, – решили вот срезать напрямик, чтобы подорожную не платить, – и тут же перевел разговор, – так значит ты скоморох?
– Можно и так сказать, – кивнул я и обратился к девчушке, – дашь инструмент?
Уля вопросительно посмотрела на отца, тот едва заметно кивнул. Девочка протянула мне гитару. Не скажу, что инструмент был супер, но сделан с любовью и, судя по потёртостям, видавший виды.
Пробежался по струнам. Чуть поднастроил и запел:
Мы по всей земле кочуем,На погоду не глядим. Где придется заночуем, Что придется поедим.Театральные подмостки Для таких как мы бродяг, Свежеструганные доски, Занавески на гвоздях.
Песня простая, пяток аккордов, но зажигательная и весёлая.
Мы бродячие артисты, Мы в дороге день за днем. И фургончик в поле чистом, Это наш привычный дом. Не великие таланты, Но понятны и просты. Мы певцы и музыканты, Акробаты и шуты ( Слова И. Шаферана, музыка Л. Варданяна )
– Как–то так, – я протянул гитару хозяйке.
– Саша, спой еще, пожалуйста, – негромко попросила Веста, – пожалуйста.
– Можно? – посмотрел я на Исена.
– Давай, – кивнул тот.
Я прошу тебя, сумей забыть все тревоги дня. Пусть они уйдут, и, может быть, ты поймешь меня. Все, что я скажу, не знаешь ты, – только ты тому вина. Понял я, что мне нужна – нужна одна лишь ты, лишь ты одна. Этот день нам вспомнится не раз, – я его так ждал. Как мне хорошо с тобой сейчас, жаль, что вечер мал. Я прошу тебя, побудь со мной, ты понять меня должна, Знаешь ты, что мне нужна – нужна одна лишь ты, лишь ты одна. Хочу, чтоб годам вопреки, также были мы близки. Также были мы близки двадцать лет спустя (Ю. Антонов)
Я пел чувственно, глядя в глаза притихшей принцессе, а сам видел Эмарисс. Это она сидела перед костром, задумчиво рассматривая пляшущие языки пламени, кутаясь в одеяло, которое заботливо положил девушке на плечи хозяин бивака. Это по её щекам текли слёзы…
Когда закончил, над поляной некоторое время висела тишина. Заслышав пение, к нам пришел Баир, сын Исена. Высокий, широкоплечий парень, лет пятнадцати. Весь в отца. Баир немного прихрамывал на правую ногу. Подойдя, присел около сестры, внимательно рассматривая меня и Весту. Всё это фиксировало подсознание помимо моей воли. Как сторонние датчики системы слежения. Я же продолжал «концерт по заявкам»…
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени,
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели!
Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня и от света,
И думаешь, ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.
Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,
Все равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море!
В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно,
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?
Украду, если кража тебе по душе,
Зря ли я столько сил разбазарил?!
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто – то занял!
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто – то занял!
(В. Высоцкий)
Последний аккорд повис зыбкой тенью над тишиной леса.
– Я согласна, – шмыгнув носом, прошептала Веста. Вот уж наивная простота. Ну нельзя же всё так буквально воспринимать.
– Уля, там каша оставалась, – нарушил затянувшееся молчание Исен, – кушать хотите?
– Можно, – кивнул я, наигрывая какую–то мелодию.
– Так значит вы из артистов, – задумчиво проговорил Исен, – сильные песни. Представляю, что ты про императора сочинил, ежели за это на каторгу…, – мужчина покачал головой.
Отложив гитару, принял от Ули тарелку с остывшей кашей. Только сейчас я понял, как же я голоден. Пришлось сдерживать себя, чтобы не проглотить порцию в один «ням».
– Это я артист, а Веста знахарка. Людей лечила, – проговорил я, пробуя еду.
Исен и Баир переглянулись. Парень повесил над костром котелок с водой, и молча сел на бревно. Веста кушала, не торопясь. Всё–таки принцесса, она и в Африке принцесса, то есть на Тарилане… Девушка не набросилась на еду, хотя я чувствовал, как же она голодна, и с каким трудом ей дается соблюдения этикета. Она вкушала пищу. Именно так. С некоторой долей артистизма, она медленно пережевывая небольшие кусочки каши. Может, однако!
– Мы–то сами из Ластанара, – заговорил Исен, – да вот решили деньжат подзаработать. Поехали в Орвилию. Народ тут зажиточный. На представлениях бывает и серебрушку кто кинет. С неделю, ну да, шесть дней назад, через реку переезжали, тут–то кибитка и застряла в камнях. Это у нас дома поля, да леса. А здесь камень на камне. Говорил Баиру, не разувайся, а он поберег сапоги–то. Ну вот и поранил ногу. Распухла теперь, нога–то. К одному магу тут заезжали. Тот посмотрел, говорит – чисто всё. А нога пухнет, сын уж становиться не может. Вот теперича домой правим. Там бабка Сура могёт поможет.
