Опасность справа! Перед внутреннем взором возникли десятка два маленьких, чёрных сгустков, что прыжками приближались ко мне. Судя по лаю, это собаки отрабатывают свою кормёжку. От этих бестий мечом не отмашешься, не тот размер. От двух-трёх можно, а от двух десятков даже пробовать не буду.
Закинул меч в ножны, и перетёк в боевую ипостась, чисто на автомате, не задумываясь – а смогу ли, а не помешают ли бирюльки древних, висевшие на мне? Смог. Только горло сдавило нешуточной болью, что ещё больше разозлило меня и заставило заорать нечеловеческим рёвом. Долго и протяжно, разводя руки в стороны. Небольшое сопротивление и цепь лопнула, как вязанка баранок.
Вот она, свобода! Мир расцвёл разноцветными красками, такими привычными и яркими. В боевой ипостаси всё видится и слышится по-другому. Слышу тяжёлое дыхание приближающихся собак, цокот их когтей по твёрдой земле. Гортанные крики воинов, стоны раненных, испуганные всхлипывания пленников. Всё и сразу.
– Бо-о-ой! – проревел я, рванув навстречу собачкам-переросткам. Как же это привычно и упоительно, бежать навстречу противнику на мощных лапах!
Я разрывал зубами мягкую плоть псов, не забывая, походя, оторвать башку зазевавшемуся работорговцу, протыкая хвостом особо прытких воинов, пытавшимся встать на моём пути с пикой или мечом. Я вымещал злость за те страдания, что доставили мне эти люди. Да какие они люди? Хуже зверей. Зверь убивает, когда голоден, а эти ради развлечения.
Местные четвероногие – это вам не волокары, которые бьются до последнего вздоха. Почувствовав силу, собаки разбежались, поджав хвосты и скуля. Пришлось побегать за ними по всей стоянке. Убивал псов с особым удовольствием, как месть за их собратьев, что рвали маленькую девочку. Походу выискивал пьяных и раненных работорговцев, чтобы безжалостно добить.
Очень быстро стало некого убивать. Осмотрелся. Испуганные невольники, забившиеся под телеги. Даг с Борбоком пытаются освободиться от цепей. Саах, прячется за лопнувшей глыбой флюзерола.
Я несколько раз крутанулся, ища противников. Покружил по стоянке, опять выскочил на центральный пятачок. Принюхиваясь, всматриваясь в темноту. Запах крови, горелого мяса и тяжёлый смрад от вывороченных людских и собачьих внутренностей. Я тяжело дышал, немного расстроенный, что всё так быстро закончилось.
Вдруг от телеги, под которой прятались невольники, отделилась маленькая тень и направилась ко мне. Это была девочка, и от неё пахло кровью и… молоком, как от подсосных щенков.
– Мга! Не смей! – раздался от телеги голос Красавы. – Мга! Вернись! Он убьёт тебя! Мга! – она выскочила вслед за сестрой. Догнала, схватив одной рукой её за плечо, второй, разорванным платьем прикрывая наготу. – Мга, ну, пожалуйста… остановись, – со слезами умоляла он младшую сестрёнку.
Но девочка была упёртой, она вырвалась от сестры и подбежала ко мне, остановившись буквально в метре. Я смотрел девочку с высоты своего роста. Мга протянула ко мне ладошку и твёрдо сказала:
– Я не боюсь тебя. Ты – хороший!
Эти наивные слова усмирили в моей душе огонь жажды убийства, успокоили мою ярость. Я стоял и смотрел на это отважное дитя, которое седьмым чувством понимает, что есть хорошо, а что нет. Перетёк в человеческий облик, не забыв дать команду КЗОП одеться.
– Ты думаешь? – спросил я, присев на корточки перед девочкой.
– Да! – Мга порывисто кинулась ко мне на шею и разревелась в голос. Вслед за ней на мне повисла и Красава. Мне осталось лишь прижать к себе два маленьких беззащитных тельца. В горле ком, в глазах щипет. Экий я нежный стал.
– Маас, разреши помочь детям, – прервал наши объятия голос Дага. – Я целитель, а Мга нуждается в помощи, – улыбался нам мой сосед по клети.
Я отстранился. Действительно, малая была вся в крови и грязи, при этом некоторые раны всё ещё активно кровоточили.
– Давай, – подтолкнул я всхлипывающую девочку к целителю. Из-под телег начали вылезать перепуганные невольники, негромко переговариваясь и косясь на нас.
Красава стояла, всхлипывая, растирая по щекам грязь и слёзы. Порванное платье её нисколько не прикрывало, вернее, девочка прижимала кусок тряпки к груди, оставляя на всеобщее обозрение голую спину и попку.
– А знаешь что? – бодро проговорил я, – щас мы тебе одежду подыщем.
– У меня там…, – всхлипнула девочка, – есть нить и игла… я сейчас … зашью…
Команда КЗОПу и мой рюкзак за спиной:
– Зашьёшь, а как же иначе?..
Что тут у нас? Постельное белье, полотенце, мыло… не то. Ага, вот! Я достал рубаху и штаны. Последнее великовато.
– Держи, – протянул я рубашку Красаве, – вот сапоги. Хотя, нет, великоваты будут.
– Я у Врат могу сменять на что-нибудь, – тут же сказала девочка. Молодца! Сразу поняла, что почём.
– Тогда, держи, – я протянул ей сапоги. Потом достал и передал два полотенца, коробку с туалетными принадлежностями и две коробки сухпайка. – Вот тут еда, тут мыло, это полотенце.
Девочка уже надела мою рубашку, перехватив её на поясе верёвочкой. Получилось очень даже ничего.
– Как вас звать? – покраснев, спросила Красава.
– Алекс. И не «вас», а «тебя». Я тебе не господин, и не хозяин.
– Подарочки раздаёшь? – ехидный голос Борбока заставил посмотреть на него зло и презрительно.
– Что хотел? – грубо спросил я его. – Ничего? Держись от меня подальше. Я понятно объяснил?
– Понятно, – криво улыбался бывший Император. – Одно скажи, за каким … Зачем ты целый день терпел этот беспредел? Зачем?
– Хотел, чтобы ты понял, что такое быть в рабстве, – я встал, исподлобья глядя на своего спутника.
Борбок внимательно посмотрел мне в глаза, хмыкнул:
– Похоже, не врёшь. А знаешь ли ты, что я два года был на каторге, благодаря деду твоей ненаглядной Весты?! Нет? Не знал? Так вот, я знаю, что такое рабство… Показать он хотел!
– Сколько тебе тогда было? Двадцать? Тридцать? Давненько, подзабыл уже.
– Такое не забудешь до смертного одра. Я тогда всего лишь усомнился в правильности указа отмены автономии для гномов. Только усомнился! А меня на каторгу! На два года!
– Что ты разорался? – спокойно сказал я, – не пугай детей.
– Детей! – в сердцах проговорил Борбок. – Ты хотел власти. Теперь ты тут главный! Властвуй!
– Я никогда не рвался к власти, в отличии от тебя, – парировал я. – Ты очень удивишься, но я ненавижу какаю бы то ни было власть.
– Ненавидишь?! – распалился Борбок. – А знаешь, что бывает, когда нет власти? Вот такие кааны бывают. Не думал о таком?
– Вот только не надо, – отмахнулся я. – Ещё скажи, что ты на трон влез чисто из человеколюбия.
– А вот представь себе! – орал Борбок, весь красный от возмущения. – Где твои глаза, граф? За бабской юбкой не видишь очевидного! Империя в упадке, ещё немного и вместо великого государства будет куча графств. Кто попроворней присоединит себе побольше земель, начнутся междоусобицы… Да что я тебе рассказываю?! Сам-то не зря Союз создал, чуешь, что Империя вот-вот развалится!
