И стоило мне приблизиться, как в землю ударил каскад молний. Не в меня, но на моем пути. И там, где они вспыхнули, через мгновение возник улыбающийся лунатик.
Я даже не думал тормозить, наоборот, еще больше ускорился, намереваясь снести эту мерзкую ухмылку с его рожи.
Только вот в последний момент ублюдок сдвинулся с места, будто его порывом ветра отбросило и я промахнулся. В то же мгновение по ребрам пришелся мощный удар, от которого на мгновение перехватило дыхание.
Всполох молний не причинил вреда, лишь ослепив, но вот кулак пацана я почувствовал. Откуда столько силы в таком хрупком теле?
Развернувшись на месте, атаковал косыми росчерками клыков, но лунатик в одно мгновение распался на тысячи искр, пропустив удар. В следующий миг всполохи молний окружили меня со всех сторон и посыпались удары.
Ублюдок воплощался со спины, с боков, а стоило мне развернуться, как он растворялся всполохами и я в то же мгновение получал очередной болезненный удар в печень. Его кулаки двигались со скоростью десятибалльного шторма и от них не спасала завеса.
Зарычав, я сделал рывок, чтобы вырваться из круга смерти. Пролетел десяток метров, развернулся на месте и в то же мгновение атаковал, снова разрубив пустоту. Но останавливаться я не собирался.
Рывок, разворот, повторить. Срезать очередной пучок молний, разворот, повторить. Эфирные клинки рассекали эфирные всполохи, заставляя те опадать разрозненными искрами на землю. Я двигался на пределе скорости, пытаясь обогнать бурю.
Да только куда мне против существа, чьи аспекты — молния и ветер. Сколь бы быстрым ни делал меня Скай, он сновидение зверя-охотника. А тут две быстрейших стихии.
И в какой-то момент ответ пришел сам собой, когда несколько ветвистых молний распались, коснувшись меня. Идея интересная, не знаю, сработает ли. Память Неуязвимого молчала, а спрашивать Ская слишком долго.
Второй поток — обволакивающая пелена. Расширить, видоизменить, вернуть изначальный вариант купола. Снова расширить, увеличить радиус действия, рывок.
Я проношусь насквозь, молнии бьют в защитный купол завесы и распадаются. В этот момент в воздухе материализуется тело лунатика, а его ошарашенное лицо как бальзам на источник. Разворот и новый рывок, пока он не сообразил, что к чему.
На этот раз никаких клинков, мгновение растягивается в вечность, первый поток перенаправляется, рукояти принимают изначальную форму. Поверх моего тела, соединенного со сновидением Ская, я накидываю еще и сон Неуязвимого.
Тело Вигора одновременно начинает распадаться молниями и потоками ветра, но теперь уже слишком медленно. Моя скорость возрастает пропорционально, тело разрывает от боли, натягиваются связки, трещат сухожилия, а в следующий миг мой кулак впечатывается в рожу ублюдка, отзываясь вспышкой боли.
Кажется, я сломал сам себе руку, но плевать, оно того стоило. Импульс такой, что это должно было убить даже ловца средней руки, но что-то я сомневаюсь, что Вигору этого хватит.
Если я правильно помню то, что знаю о лунатиках и то, что мне рассказывал Хоуп, то за сотню с лишним лет без ограничивающих браслетов, в пареньке мало чего от обычного человека. Его плоть настолько пропитана эфиром, что он ближе к овеществленному сновидению, нежели к человеку.
Ловец — это баланс между двумя мирами. Он вхож в оба, но якорь всегда привязан к яви до самой смерти. Затем уже душа переходит на план мира грез. Лунатики — другое дело. Сейчас он одновременно принадлежит обоим планам и после физической смерти вряд ли для него что-то изменится.
Возможно, он давно мертв и это его новая форма. А может он физически не способен умереть, пока кто-то не развоплотит его источник в эфирном плане. Слишком часто таких как он уничтожали еще молодыми, пока они не успели достаточно сродниться с калейдоскопом.
Я одним рывком навалился на упавшего лунатика, сократил радиус щита до оболочки и приставил клинки к горлу и груди Вигора. Лезвия немного углубились в плоть, но крови не было, хотя физически он ощущался как обычный человек.
— Добей его, — рявкнул Джа, проявляясь за спиной.
— Мы на одной стороне, — произнес я, обращаясь скорее к лунатику.
— Нет никаких сторон, — усмехнулся он. — Однажды я убью тебя. Не сегодня, так в другой раз.
— Твой отец заслужил то, что получил. Ты сам это прекрасно знаешь.
— И что? — лениво произнес он, не пытаясь пошевелиться. — Это должно что-то поменять?
— Вигор, — раздался голос позади меня. Тихий, спокойный, я бы назвал его серым и обычным. — Хватит. Мы знали, что так будет.
Я убрал клинки и медленно поднялся, не спуская с лунатика глаз. Но тот больше не пытался атаковать. Даже поднялся на ноги не применяя своих фокусов.
Я медленно обернулся, готовый к чему угодно. Впереди возле ближайшего дома стоял человек лет тридцати по меркам моего старого мира. Невзрачный, с копной длинных светлых волос и безжизненным взглядом.
Ни большой, ни маленький, ни толстый, ни мускулистый, ни худой. Такого в толпе не заметишь, а увидев — тут же забудешь. Я даже на мгновение заподозрил в нем дар ускользания, как у Тумана, но нет, образ отпечатался в памяти довольно легко, стоит лишь захотеть.
В общем, этот человек казался и ощущался настолько обычным, что я даже начал сомневаться в своем здравомыслии.
Но стоило мне прикрыть глаза, все изменилось. Я даже не успел войти в транс, чтобы открыть внутренний взор. Лишь краешком скользнул в этом направлении.
Четыре белоснежных крыла окутывали фигуру, словно кокон. Это были эфирные потоки, а не сами крылья, но вопросов, кому они могли принадлежать, не возникло.
— Принц? — на всякий случай спросил я.
— Лаэр, — кивнул он, словно не заметив мое непочтительное обращение. Будто ему было все равно. — Сколько лет прошло. Заходи, гостем будешь.
— Это он, — подтвердил Скай. — Только пахнет слабо. Будто тень от того мальчишки, что я помню.
Я развеял образ спутника, вернув свою прежнюю ипостась. Поморщился от холодной росы, щекотавшей ступни. Вроде же можно как-то менять форму вместе с обувью, обволакивая ее эфирным конструктом, но у меня пока не получалось. Опять босиком придется ходить.
Сон Неуязвимого снимать не стал, дабы не словить откат в полной мере. И медленно двинулся за принцем.
— Не обижайся на Вигора, — тем временем произнес тот. — Он не мыслит категориями, привычными человеку. Калейдоскопа в нем гораздо больше, так что он подвержен эмоциям сильнее людей.
— Никаких обид.
— А ты изменился, — на мгновение обернулся принц. — Сменил гомункула? А я думал, тебя убили окончательно.
— Ты знаешь, кто меня убил?
— Нет, — после паузы ответил принц. — Никто не знает, кроме императора. Они явно действовали в сговоре, это очевидно. Но Цезарий бы сам не справился с отцом. И с тобой тоже, по крайней мере, не на территории королевства.
