Ей захотелось выругаться вслух. Ну почему между ней и альфой стоит именно этот проклятый старик, которому давно уже пора на тот свет?! Любого другого она смогла бы соблазнить, но этот трухлявый пень даже глазом не моргнет.
— Позвольте, мудрейший, я только предложу гостю вина и сразу уйду, — произнесла она, вложив в свой голос столько кротости и смирения, сколько смогла.
— Я знаю, дитя, все твои мысли, — вздохнул Элвос и, протянув руку, ласково взял ее ладонь. — Но этот альфа не будет принадлежать тебе. Он уже нашел свою пару, и ты ему неинтересна…
Лавана сердито выдернула свою руку из морщинистой ладони и фыркнула:
— Много вы понимаете!
— Лавана, не ровняй альфу с бетами! Это дорого может тебе обойтись. Ты привыкла к тому, что каждый падает к твоим ногам по твоему желанию, но с альфой так не получится. Если ты протягиваешь ему руку без спроса, он без сожаления отрубит ее, даже если ты предлагала заботу и ласку. И потом, быть может, ты еще сможешь найти своего истинного альфу?
— В этих краях все альфы давно мертвы, остались лишь только их духи… — бросила Лавана и, резко развернувшись, вышла на улицу вместе с винным графином.
Что ж, там, где нельзя войти в дверь, всегда есть еще окна. Лавана подумала, что альфа может убить ее за бесцеремонное вторжение, но если этого не произойдет, то она точно доберется до его постели, а если нет… Нужна ли ей эта жизнь на краю земли, в вечных молитвах проклятому дракону и без какой-либо надежды на личное счастье?
Она огляделась по сторонам. В их деревушке не было домов, достойных правителя огромных земель, которые не помещались на одной карте, но по горько-сладкому запаху и по ни с чем не сравнимой ауре она все равно разыщет его. Он был похож на дракона, которого тоже окружал невидимый глазу грозный ореол. А разве можно потерять в крохотной, захудалой деревушке дракона?
Луна была слишком тонка, чтобы отбелить густую черноту ночи. Ее свет едва-едва посеребрил соломенные крыши, но Лавана знала все тропинки, как свои пальцы, ведь она провела здесь всю свою жизнь. «Все эти бездарно прожитые годы», — подумала она. Ей следовало давно набраться храбрости и уйти к кланам Багрийских топей, но она боялась пересекать бесконечные поля и холмы. А теперь, когда они покрыты порчей и на них почти не осталось еды, когда начали оживать вулканы и их смертельное нутро в любой момент может прокатиться по склонам и затопить все низины, об этом даже думать стало страшно… Но если альфа возьмет ее с собой, то она не побоится пойти с ним даже в пасть дракону!
Дорл… так называл его Элвос. Какое короткое, жесткое имя, как удар камня. И у него есть жена! Неужели она красивее нее, Лаваны? Неужели ее волосы такие же шелковые, стан такой же гибкий, а руки такие же ласковые? Мужчины не бывают верны женам, когда их манит пальчиком омега. Никто еще не смог устоять перед Лаваной, а ведь она даже и не прилагала много усилий! Но уж для Дорла она постарается…
Пока она размышляла, ноги несли ее сами собой между домов, из окон которых выливался в ночь дрожащий желтый свет свечей — такой слабый, что рассеивался в темноте почти сразу, совсем не падая на тропинку. Но инстинкты работали лучше разума. Альфа стоял далеко ото всех жилищ, на каменистой возвышенности, словно на пьедестале, в гордом одиночестве, с заложенными назад руками, глядя в пустоту ночи. Лавана не исключала, что он прекрасно видит в темноте. Большинство жителей попряталось по своим домам, но те, что посмелее, крутились у окраины, старательно изображая занятость, но на самом деле им просто хотелось поглазеть на альфу — хотя бы на его спину. Подойти ближе, правда, храбрецов не находилось.
Лавана проскользила взглядом по нелепо суетящимся несмотря на позднюю ночь людям и, с одной стороны почувствовав презрение к ним, с другой ощутила раздражение и разочарование от того, что и сама готова сделать вид, что пришла сюда по срочному делу, никак с Дорлом не связанному. Она глубоко вдохнула и сделала широкий, упрямый шаг в его сторону. Не убьет же он ее только за то, что она посмела нарушить ход его таинственных мыслей?.. Почему-то казалось, что убить он может любого и за куда меньшую провинность. Лавана тихонько, почти даже не дыша и не производя никакого шума, приблизилась на расстояние десятка шагов, но и это уже казалось невероятной дерзостью. Подойти еще ближе она заставить себя уже не смогла.
Искать слова не пришлось, потому что как она ни старалась красться, альфа все равно знал, что она стоит за его спиной.
— Я никого не звал, — сухо произнес он, и хотя их по-прежнему раздел десяток шагов и голос его звучал негромко, в ночной тиши она прекрасно его услышала.
— Я принесла вино… — проблеяла Лавана в миг осипшим голосом.
— Я не просил вина, — бросил он не оборачиваясь.
Самое время было быстренько удалиться, потому что она и так позволила себе слишком много, но если уйти сейчас, то другого шанса у нее может и не быть.
— Простите, я подумала, что вы захотите, ведь здесь так жарко и душ… — слово застряло в горле на половине, когда Дорл обернулся и посмотрел на нее с таким видом, будто с ним внезапно заговорили трава и камни.
В горле моментально пересохло, и она сама не отказалась бы от глотка вина, но не смогла даже пошевелиться, потому что все тело одеревенело. Взгляд альфы был тяжелым и угрожающим. Лаване безумно хотелось улыбнуться, трепетно опустить ресницы, соблазнительно провести рукой по своим густым, каштановым волосам, упругими волнами ниспадающим до пояса. Она знала, как сделать так, чтобы он забыл обо всем на свете, но чувствовала себя насекомым, застывшем в янтаре. Мысли лихорадочно бились в голове. Зря она с ним заговорила… но как теперь уйти, когда он смотрит на нее? Под его взглядом она не способна сделать и шага, и теперь стоит перед ним, словно изваяние, и не знает, куда себя деть. Хоть бы земля под ногами разверзлась, хоть бы начал извергаться вулкан… Сейчас Лавана не отказалась бы ни от чего, что заставило бы Дорла отвести от нее глаза, освободив ее тем самым от тисков.
— Редко кто обращается ко мне без позволения, — произнес он.
— Уверена, господину нравятся смелые.
Это она сказала? Вслух?! По спине прошел холодок, будто зима обдала ее своим ледяным дыханием, кожа стала гусиной, и сердце учащенно забилось, чтобы разогнать кровь и согреть замершее тело. Лаване хотелось зажмуриться от страха, потому что ей казалось, что Дорл убьет ее всего лишь одним взмахом руки, но на его лице неожиданно отобразился интерес и он едва заметно усмехнулся, хотя взгляд все еще был обжигающим. Нет, она не застывшее в янтаре насекомое. Она мотылек, что летит на огонь, чтобы сгореть в нем.
— Если ты смелая, почему тогда дрожишь?
— Ночь холодна для одного, господин, в ней тепло только двоим.
Она сама поражалась тому, что умудряется находить, как ей казалось, правильные ответы. С любым мужчиной она разговаривала было легко, то отдаляя, то приближая его к себе, как кошка играет с мышкой, но с альфой так не получалось. И все же ее язык не онемел и разум не померк, что слегка приободряло. Дорл поманил ее к себе и ноги едва не подкосились, но Лавана заставила себя шагнуть к нему. Если она умрет, то только от его руки, а не от страха.
