Элвос сказал, что возможно у всякой земли есть свой защитник. Но Дорл прошел слишком много лесов и пустынь, гор и холмов, рек и озер, чтобы знать — это не так. Впервые он увидел нечеловеческую силу в своем родном Деносе. Али привезла ее туда с Севера. До этого никто и ничто не вставало на защиту города, равно как и всех тех городов и деревень, которые он завоевал. Где же тогда все эти защитники? Сам Элвос посчитал таким защитником его, Дорла, вместе с братьями.
— Чушь! — пробормотал он вслух, поморщившись.
Ему не нравилась мысль, что он послан какими-то богами, в которых не верил и которым не собирался поклоняться. Скорее уж все эти защитники поумирали, либо отвернулись от людей за то, что те перестали возносить им молитвы. И только там, где заканчивался мир, можно было найти кланы, все еще почитавшие древних огнедышащих существ, или приносившие кровавые дары диким рекам. Они верили в защиту высших сил. И получали ее! В то время как его собственный клан не верил ни в кого, кроме своего альфы.
И все же кое в чем Элвос мог оказаться прав. Во всяком случае похищение Али, как и то, что дракон оставил ее одну в окружении мертвых земель, нашло свое объяснение. Тот, кто управляет водой, не может умереть от жажды. Алиен увидела отравленную землю, как того хотел дракон, вот только она не управляет водой, и духи Тарияны сейчас не с ней, чтобы спасти ее.
Дорл злился от того, что ему никак не удавалось довести ускользающую мысль до логического завершения. Если поведение дракона более или менее стало понятным, то почему Тарияна вместе со своими духами, если они и правда в ней живут, ведет себя так странно? Она то агрессивна, то наоборот. Дорл нащупал маленький кулон с водой, который не выбросил, когда река едва не убила его сына, и умудрился не разбить, когда спасался от ожившего вулкана. Он запретил всем своим людям подходить к реке, полагая, что духи теперь не на его стороне и не на стороне Али. Но они защитили ее от огня!
Дорл как раз думал о своей омеге, когда почувствовал робкое внимание Лаваны. Она подошла к нему по кошачьи тихо и так смело предложила себя, чем сразу пробудила интерес. Ее голос, чуть дрожащий, но томный, добавлял ей очарования.
— Ночь холодна для одного, господин, в ней тепло только двоим.
У нее была загорелая кожа, янтарные глаза, пухлые губы, пышная грудь и блестящие каштановые волосы. Дорл не сомневался, что ему не меньше понравилось бы и все остальное, сокрытое под ее платьем. Он поднял руку и дотронулся до локона, шелком стекающего по ее плечу — на ощупь он был так же мягок, как и на вид. Красивая омега. Ему всегда такие нравились.
— У меня уже есть омега.
— Но ведь здесь ее нет…
Да, она не здесь. Но одновременно и рядом. Тень Алиен, ее образ, ее запах, теперь всегда были с ним, где бы он ни находился. Али стала частью него в самый первый миг, когда он ее увидел — в глухом лесу на самом севере. То, что она его пара, он понял сразу, но не придал этому слишком большого значения. Теперь его ночи станут приятнее, и теперь все земли, которые он завоевал с братьями, достанутся не только его племянникам, но и собственным детям — вот все, что он тогда подумал.
Осознать всю глубину изменений он смог только когда попытался убрать Алиен из своих мыслей. Она казалась ему лишь незначительной деталью в его жизни, но при этом заставляла его нервничать, злиться, сгорать в бессильной ярости. Слишком много для «незначительной детали». Ему не нравилось, что он перестал контролировать самого себя, не нравилось то, как сильно она влияет на него. Дорл сам поразился тому, как легко прыгнул за ней в окно, едва не погибнув ради того, чтобы она выжила. Он поставил на кон не только свою жизнь, но и все то, чего достиг с таким трудом… И еще больше его удручало понимание, что повторись это снова, он поступил бы точно так же. Что заставляло его рисковать всем ради одной единственной омеги с севера? Улан говорил, что даже альфа — самый сильный из людей — не переживет потери своей пары, но Дорл не хотел в это верить. Более того, пытался доказать обратное.
Тогда он отправил Алиен в Алунг к Зоугу и Миэль, рассчитывая утешиться в объятиях горячих южных омег и полагая, что этот раздражающий дурман, лишивший его покоя, исчезнет. Влияние Али на него ослабнет, и все вернется на круги своя — так, как было до того, как он ее нашел. Потом он, конечно, заглянет к ней, чтобы она родила ему сына. И это единственное, для чего она ему должна быть нужна! Сам Алунг виделся ему отличным местом для свиданий с собственной женой. Величие синих озер и белых скал приводили Дорла в умиротворенное состояние и тем очень нравились ему… но скучал он совсем не по ним.
Горячий южный воздух обжигал горло, песок скрипел на зубах, и тоска снедала его день ото дня. Именно тогда Дорл осознал до конца, что даже находясь на другом конце света, его маленькая омега все равно незримо будет рядом с ним.
— Ты легко найдешь, с кем согреться, — произнес Дорл, и локон каштановых волос Лаваны, скользнув сквозь его пальцы, снова упал на ее плечо. — Я не хочу вина.
Он отвернулся, и Лавана не посмела больше ничего произнести. Она так же тихо ушла, хотя Дорл еще какое-то время ощущал ее разбитость и потрясение, но не стал акцентировать на этом внимание. Ее, в отличие от Али, он легко сумел выбросить из своих мыслей.
Задерживаться в поседении Дорл не стал, и едва чернота неба разбавилась предрассветными красками, уже был на ногах, прислушиваясь к внутреннему голосу. Из-за извержения вулкана Улан скорее всего свернул на время поиски, но прошло уже достаточно времени, и брат мог отправить несколько отрядов на разведку. Нужно спешить.
— Можно я пойду с вами?
Лавана за ночь будто бы растеряла часть своей красоты и теперь смотрела на него взором побитого щенка.
— Ты уже второй раз обратилась ко мне без спроса. Обычно людям хватает одного раза, — сухо сказал Дорл. — Возвращайся к своему старейшине. Моя жена пытается учить меня милосердию, так что ты знаешь, кого благодарить за то, что я тебя прощаю.
Он не пытался на нее давить, ломая волю. Омеги слабые сами по себе и даже простого взгляда зачастую хватало, чтобы заставить их подчиниться. Но Лавана, собирая все крохи храбрости, которые так скупо отсыпала ей природа, продолжила глухим голосом, будто произносила последние слова перед казнью:
— Если вы не возьмете меня с собой, то мне и жить незачем. Лучше уж убейте… или я сделаю это сама!
Она опасно подошла к краю кряжа, все еще не сводя с него глаз, будто пыталась вызвать жалость. Ей стоило свернуть ее красивую шейку за дерзость, но столь наивная попытка манипулировать им даже позабавила Дорла. Интересно, всем омегам кажется отличной идеей сводить счеты с жизнью, сбросившись с большой высоты? Дорл равнодушно пожал плечами и зашагал в ту сторону, откуда пришел — на запад. Он узнал здесь все, что мог, и не собирался больше тратить драгоценное время на кучку жрецов, которых он не тронул — этого вполне хватает, чтобы с чистой совестью счесть себя достаточно милосердным.
Какое-то время он еще чувствовал взгляд отвергнутой омеги на своей спине, а затем услышал короткий возглас и глухой стук. Но он не обернулся.
