— Кэтрин, — приказал Томас служанке, — иди домой и начинай готовить обед. Мы скоро будем.
Девочка нервно окинула взглядом двух мужчин и поспешила прочь.
Томас повернулся к Генри и грубо сказал:
— Я знаю тебя со слов слуги Джеймса Бердена.
— Да. Как я говорил в суде, я совершил оплошность и попытался соблазнить твою жену. Я принес свои извинения Господу и магистратам и после этой особенно славной проповеди хотел также сказать и тебе, что я совершил ошибку и мне жаль.
Мэри подумалось: «Генри делает это ради меня, потому что боится, боится, что Томас будет обращаться со мной еще хуже, чем раньше, если решит, что я ему неверна или что лелею запретные желания». Так или иначе, но Генри считал, что стоит извиниться. Он даже не подозревал, как сильно ошибается.
— Видимо, ты беспокоишься о своей душе. Я не уверен, что твое сожаление искренно. Я бы назвал его скорее страхом, — сказал Томас.
— Я слышал слово Господа, — с улыбкой ответил Генри. — Но после плетей я мало чего боюсь.
— Плети не идут ни в какое сравнение с тем, что будет впереди.
— Возможно.
— Если бы мы были в Англии, я мог бы потребовать сатисфакции, — сказал Томас, и Мэри почувствовала, как он крепче сжал ее руку. Видимо, почуял насмешку, скрывавшуюся за улыбкой Генри. — Кажется, ты, как и прочие рыцари, не особенно думаешь о своих интересах.
— Пусть аристократы дерутся за океаном, — сказал Генри, — а мы — здесь. Пусть смиренные приносят извинения, а праведные принимают их с той смиренной искренностью, с какой они предложены.
— Несмотря на твои заявления, я не уверен, что ты в самом деле смирился у позорного столба. А сейчас меня ждет обед. И настоятельно тебе советую держаться от нас подальше, — сказал Томас и потянул Мэри за собой. Но Генри положил руку ему на плечо и удержал его.
— Томас, — начал он, но не успел больше ничего сказать, потому что Томас со стремительностью, которой Мэри от него не ожидала, хоть и знала, что темперамент мужа может проявляться внезапно, точно удар молнии, отпустил ее, развернулся и со всей силы ударил юношу по спине. Мэри увидела, как Генри дернулся и попытался выпрямиться, но Томас ударил его снова — на этот раз сцепив руки вместе и, точно биту, обрушив их на то место, где рана от плетей еще точно была свежа. Боль должна была быть мучительной, несмотря на камзол и плащ, и Генри пошатнулся. На мгновение Мэри показалось, что он сейчас упадет на землю. Но он выпрямился, а Мэри схватила Томаса за руку, прежде чем он ударил снова.
Томас посмотрел на нее бешеным взглядом, но взял себя в руки. Он выжидал на случай, если Генри попытается ударить его в ответ, но тот, видимо, считал, что заслужил все это, и не пытался свести счеты. Генри растерянно стоял на месте, и, когда он ничего не сказал, Томас произнес:
— Попробуй только рассказать старосте или констеблю, что я тебя ударил. Увидишь, как они обойдутся с отребьем вроде тебя.
С этими слова Томас грубо взял Мэри за руку и потащил ее домой.
Мэри знала, что Томас не попытается причинить ей боль, пока Кэтрин сидит с ними за обедом. Он слишком хитер для этого. Все трое ели в абсолютном молчании.
Потом вернулись в церковь, на вторую часть проповеди. На этот раз Мэри не видела Генри.
Ночью снова похолодало, и окна в спальне заволокло пленкой инея. На ужин они ели похлебку из лобстеров, и Томас говорил мало, разве что отметил, как приятно есть что-то горячее, когда земля уже схватилась холодом на ближайшие несколько месяцев. В спальне он быстро снял с себя все, кроме чулок, надел ночную сорочку, погасил свечу и лег в постель. После инцидента с Генри он не пытался ее ударить, но Мэри все равно оставалась начеку. Она разделась и поскорее надела сорочку, потому что в комнате было холодно. Посмотрела на левую руку и пошевелила пальцами. Теперь было больно, только когда она вытягивала пальцы.
Потом она забралась в постель и накрылась одеялом. Но в тот же миг Томас оказался на ней. Он опрокинул ее на спину, схватил за запястья и прижал ее руки к матрасу. Наклонившись к самому ее левому уху, он прошептал:
— Если я когда-нибудь еще увижу тебя с Генри Симмонсом… если когда-нибудь еще услышу, что ты была с Генри Симмонсом… если ты когда-нибудь еще произнесешь имя мерзавца… я уничтожу его так же, как наша девочка отрывала клешни лобстерам и снимала мясо у них с брюха. Кожа и ребра у этого паренька — просто бумага по сравнению с панцирем этих тварей, и я буду с ним свиреп и безжалостен. А ты… ты умрешь, как ведьма, на виселице. Я прослежу за этим: тебе свяжут за спиной руки, а веревка будет впиваться в шею медленно, но верно, как кинжал, который надо наточить. Попомни мои слова, Мэри Дирфилд: Ад, который ожидает большинство грешников, покажется светлым весенним днем по сравнению с тем, что я обрушу на тебя и этого жалкого недоноска, который посмел тебя поцеловать. Ты меня слышала?
Она кивнула.
— Говори, женщина, — грозно прошипел он, обдав ее пивным дыханием. — Ты меня слышала?
— Да.
— Да?
— Да, я слышала и поняла тебя.
Он отпустил одну ее руку и поднес свою ладонь к ее губам, а затем яростно вонзил зубы ей в мочку уха. Но он так крепко прижимал пальцы к ее рту, что крик истаял, прежде чем успел вылететь из горла.
24
Если на вас есть метка, это будет означать, что вы ведьма; но, если ваше тело чисто, это еще не означает, что вы ею не являетесь.
Замечание магистрата Калеба Адамса, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1663, том I
На следующий день Ребекка Купер задала вопрос, и он был настолько странный, что застал Мэри врасплох. Вместе с подругой они шили, сидя у огня, и хоть Мэри и держалась настороженно, ей было хорошо и уютно. Кэтрин вышла покормить скотину, и Ребекка спросила:
— Что ты думаешь о Перегрин в последнее время?
— Я понимаю, что она дочь Томаса, не моя, и после моего прошения она стала относиться ко мне иначе, — осторожно ответила Мэри. — В ратуше она приняла сторону отца, что ожидаемо. Раньше они с семьей часто приходили к нам обедать по воскресеньям. Теперь нет. Возможно, когда-нибудь наши отношения вновь станут умеренно дружескими. Посмотрим. Почему ты спрашиваешь?
Ребекка не отрывала взгляда от иголки и узора на канве. Она вышивала елку.
— Когда мы вчера под вечер выходили из церкви, она шла передо мной. С одной из своих подруг и ее детьми.
— И у Перегрин скоро будет третий ребенок. Она щедро благословлена.
