Уходя, Мэри уносила с собой две трезубые вилки, привезенные ими в Бостон, но которыми ее родители уже вряд ли когда-нибудь будут пользоваться. Она вытащила их из буфета, когда Абигейл и ее мать готовили чай, а Ханна снаружи мыла ночные горшки. Никто не видел, как она положила их к себе в сумку.
Придя домой, Мэри стала ждать. Ее переполняли покой и умиротворение, которые, как думала она, обычно приходят только к избранным.
Важно правильно выбрать время. Мэри боялась, что Генри будет волноваться, если долго не получит от нее вестей, поэтому поручила Кэтрин отнести Элеоноре Хилл льняной передник, который сшила сама, в качестве благодарности за корзинку с гостинцами: апельсинами, фигами и чаем. Настоятельно попросила Кэтрин сказать, что она зайдет к ним к концу недели, — этого будет достаточно, чтобы передать необходимые сведения. Элеонора наверняка расскажет о подарке племяннику, и он будет знать, что с Мэри все хорошо.
Теперь она стояла перед зеркалом и, как бы странно это ни выглядело, репетировала симптомы отравления. Вспоминала, что Констанция говорила ей о действии аконита, и открыла рот как будто в гримасе боли. Получилось неестественно. Актерская игра неслучайно оскорбляет Господа. Это баловство. Но Мэри вспомнила ощущения, когда вилка сломала кости ее руки, а потом эти кости ударили об угол ночного столика; она также вспомнила, что чувствовала, когда на нее лилась горячая похлебка. И она скорчила гримасу. Она делала вид, что ее рвет, размазывала слюну по губам, подносила руки к шее.
Она может это сделать.
Ей казалось ироничным, что вдова получает такую же часть собственности мужа, что и разведенная жена: одну треть. Она вытерла слюну с губ и с платья там, куда она совсем некрасиво стекла. Мэри покачала головой, вспомнив, сколько времени и сил она потратила на мужчин в ратуше. Одна треть собственности Томаса. В конце концов исход будет тем же.
По крайней мере, в этом мире.
А в следующем? Она полагала, что ей вряд ли суждено гореть в Аду, а это значит, что преступление ничего не изменит. На данный момент оно вообще не имеет смысла.
В тот день к ним заглянул преподобный Джон Нортон. Дела привели его в их округу, и Мэри стало неловко оттого, что у нее испачканы руки: она только что кормила скотину. Но, словно прочитав ее мысли, он заверил ее, что вряд ли Господь когда-либо насылал кару на пастуха за то, что у него ногти в грязи. Он извинился, что прервал ее занятия.
— Почему же вы решили к нам заглянуть? — спросила Мэри. Ей было тревожно. Она помнила, что у нее на уме, и порой ей казалось, что за ней пристально следит весь Бостон.
— Как раз сегодня утром я разговаривал с преподобным Джоном Элиотом, — ответил священник.
— И что же?
— Он очень высокого мнения о вас, Мэри, и рад, что нашлась женщина, пожелавшая заниматься с детьми Хоуков. А дальше? Индейские жены и их отпрыски?
— Мне хотелось бы этим заняться.
— У Элиота непростая работа. И когда я проходил мимо вашего дома, подумал, что стоит поделиться его радостью. Нам не суждено до конца понять пути Господни. Но я верю, что вы нашли свое призвание.
Мэри склонила голову.
— Хотите выпить чаю? — спросила она.
— Нет. Я не могу задерживаться. Хотел только выразить свою благодарность. Вы определенно преодолели разочарование, которое могло постичь вас в ратуше.
— Я подчиняюсь мудрости магистратов, — с улыбкой солгала она, широко раскрыв глаза.
— Вы мудры, — сказал пастор и с этими словами ушел.
Сразу после этого Мэри обернулась и увидела, что Кэтрин неотрывно смотрит на порог, где вырезана метка Дьявола. И девушка быстро отвела взгляд.
В то воскресенье Мэри, Томас и Кэтрин обедали с ее родителями, и хотя Присцилла по-прежнему беспокоилась из-за того, что Мэри столько времени проводит в лесу с Хоуками, было очевидно, что добрые дела дочери и разговоры о них в своем кругу доставляют ей удовольствие. Гордость греховна, но Мэри заметила, что мать гордится ею. Даже сплетники были довольны.
Когда после обеда все вернулись в церковь на вторую часть службы, Мэри подивилась, как легко ей удалось кардинально изменить свою репутацию. Как только служба закончится, нужно будет еще раз сходить на перешеек и поблагодарить Констанцию Уинстон.
На следующий день, оставшись одна, Мэри налила яд в аптечную бутылочку из синего стекла высотой с ее средний палец. Потом взяла пустую бутылочку, которую Эдмунд дал Констанции, а Констанция — уже ей, и закупорила ее. Она собиралась спрятать их в покрывале Кэтрин вместе с вилками, которые принесла от родителей.
Но что-то остановило ее.
Это был первый серьезный шаг в ее плане, и сейчас она вдруг засомневалась.
Мэри не любила Кэтрин и знала, что служанка относится к ней с неприязнью, ледяной и холодной, как сосулька. Если бы она только нашла у нее в сумке доказательства, что Кэтрин что-то замышляет или одержима… Но она ничего не обнаружила. И при свете дня было совершенно очевидно, почему она убежала, увидев хозяйку в ночи с вилками, и почему давала такие показания в ратуше.
Мэри посмотрела на сумрачное зимнее небо за окном: холода только начинались. Синяк на ее руке теперь отливал желтым. Ее левая конечность никогда не придет окончательно в норму. Она всегда будет болеть, и Мэри чувствовала боль, когда вытягивала указательный и средний пальцы. Удобнее всего ей было держать их согнутыми. Она смотрела на них, не зная, глядит ли сейчас взглядом хищника или жертвы, ястреба или его раненой добычи.
В итоге она все-таки положила пустую бутылочку в кровать Кэтрин. Может быть, думала Мэри, она сама одержима. Но теперь уже проще идти вперед, чем повернуть назад.
В тот вечер они ужинали вчетвером, согласно тщательно продуманному плану Мэри: Томас, Кэтрин и Мэри, конечно же, но Мэри еще пригласила к ним соседа, сквайра Уилларда. Старый вдовец невзлюбил ее — его показания во время слушаний в ратуше были едкими и злыми, — но он был стар и одинок, и Мэри была уверена, что он примет приглашение. Наверняка он счел его чем-то само собой разумеющимся, обязанностью, которую они давным-давно должны были выполнить. В этом отношении, возможно, он не ошибался. Но он никогда не узнает ее истинных мотивов. Уиллард — идеальный свидетель того, что должно будет развернуться на его глазах: убийства Томаса Дирфилда. Попытки убийства, совершенной Мэри Дирфилд. Когда начнется суд, он покажет (и сделает это превосходно), что кто-то пытался отравить и Томаса, и его жену, и этим человеком наверняка является Кэтрин. В конце концов, именно в ее кровати найдут пустую бутылочку, вилки и пестик, который Мэри несколько месяцев назад обнаружила во дворе.
